— Не знаю… — неуверенно произнесла она. — Я бы не возражала. Но не весь же клин. Вернемся, подумаем, поговорим с Челушкиным. Я скоро буду в Пронске, посоветуюсь в обкоме…
— А без обкома нельзя? — Аверина порозовела, ее лицо сделалось розовее ее шарфика. — Обязательно за чью-то спину… — Она вошла в азарт. — Просто совестно! Как бы чего не вышло. Пашете и осторожничаете. Живете умом бесстрастных чиновников. Оскорбляйте землю трусостью!
Горячность, порывистость… Нет, Анна не была такой, не так ее воспитывали. А эта ничего не боится, бросается напролом… Другое время!
— Ну хорошо, успокойтесь, — согласилась Анна. — Я обещаю вам, Люся, заняться вашими планами. Серьезно и без всякого предубеждения Вы мне верите?
Аверина испытующе, но с надеждой поглядела Анне в глаза.
— Хорошо…
Они пошли обратно к деревне, прямо по склонам, через лес, то увязая в сыроватой земле, то с хрустом продавливая тонкую снежную корку.
Аверина шла стремительно, большими шагами, широкоплечая, высокая, длинноногая…
Анна умела и любила ходить, но сейчас еле поспевала.
Кого Аверина ей напоминала? Анне казалось, что они встречались раньше. Где-то в другом месте. Вот она идет, идет… Так стремительно!
Ну конечно… Анна видела Аверину в Музее имени Пушкина. В Москве. Анна ходила по музею и в одном из залов видела эту женщину… Такую же длинноногую и стремительную, как Аверина. Имени богини Анна не помнила, но вспомнила и уверенный поворот головы, и насмешливое выражение лица…
У Анны такое ощущение, будто именно греческая богиня мчится сейчас перед нею сквозь березовую рощу к священной цели.
«Отчаянна, — подумала о ней Анна. — Смела. С такой не справиться».
— Люся! — позвала ее Анна. — Вы очень уверены в себе?
Та не отозвалась…
Небо совсем нахмурилось, сделалось беспросветно серым, будь потеплее — пошел бы дождь, туча затянула все небо, подмораживало, пошел снег, посыпались черные хлопья.
«Вот мы же знаем, снег белый, совершенно белый, — подумала Анна, — а кажется почему-то черным…»
— Да подождите вы! — крикнула Анна. — Откуда в вас такая уверенность?
Аверина остановилась.
— Оттуда же, откуда и у вас…
Они пошли медленнее.
— Вероятно, и у вас, и у меня были неплохие учителя, — великодушно добавила Аверина.
— А вы уверены, что вам не придется переучиваться? — лукаво подзадорила ее Анна.
— Нет, не придется, — резко возразила Аверина. — Думаете, одни министры понимают, кто прав и кто ошибается? Выслушать полезло всех, а жить лучше своим умом.
«Эк ты какая», — опять подумала о ней Анна.
— Суть не в учителях, а в учениках, — продолжала Аверина. — За советы спасибо, но жить я буду так, как сама нахожу нужным. Пусть каждый человек сам будет за все в ответе.
Анна подумала, что это выражение, которое так нравится Авериной, имеет двоякий смысл — жертвенный и победный, и тут же подумала, что не так-то просто превратить эту девочку в жертву.
Они опять пошли молча. Снег все сыпался, сыпался. Густой, мокрый, черный.
«Нужна я ей или не нужна?» — подумала Анна об Авериной. Анне казалось — нужна, и она действительно была ей нужна, а спросить Аверину, та решительно скажет, что ей не нужен никто.
Однако Анна была бы довольна, если бы ее дети выросли такими же, как Аверина. Удивительная сила заключалась в этой длинноногой девочке с накрашенными губами!
Внезапно развиднелось. Серое небо раздвинулось, и из глубины прорвался клок голубого неба. Голубой лоскут все разматывался и разматывался.
Аверина подняла кверху лицо и прислушалась.
— Вы слышите? — спросила она.
— Что? — спросила Анна.
— Жаворонок, — сказала Аверина.
Анна покачала головой.
— Какой сейчас может быть жаворонок?
— А я слышу!
— Вы фантазируете, Люся.
— Честное слово, слышу!
До жаворонков было еще далеко, не могла она слышать никакого жаворонка, и, однако, ей дано было слышать жаворонка, который за тридевять земель еще только собирался в полет.
