Это был двухпроцентный заем, голубые, чистые, хрусткие бумажки, тесные столбики цифр в таблице… Завтра во всех сберегательных кассах будет толпиться народ, получая выигрыши… Наших номеров не видно. Одну за другой Саша откладывал облигации в сторону, осталась последняя, серия 024183. Смотри-ка — есть в таблице 024183! Выиграли! Один какой-то счастливец, у которого 48-я облигация этой серии, выиграл десять тысяч, а остальные по четыреста, и мы, значит, четыреста… А у нас какой номер облигации?
«Сорок восемь», — прочел Саша.
Не может быть! Как это — такая вдруг удача… Не на ту строчку, наверно, глянул… Расстелил газету на столе, испуганный неизбежным, казалось ему, разочарованием, заранее расстроенный ошибкой… Сличил тщательно, — нет, все верно, одинаковые цифры на облигации и в таблице…
Густо покраснев, держал он в руках голубую бумажку, которая, оказывается, так дорого стоит…
Он никогда не видел таких денег. Есть трешка в кармане — уже чувствуешь себя независимым. А если идешь в кино с пятью рублями, то совсем хорошо — можно выпить в буфете воды с сиропом и съесть эскимо.
Десять тысяч — сумма громадная, астрономическая…
…Воображение представило ему магазинные полки, уставленные радиоприемниками.
Хороший приемник — «Нева». Солидный, прочный, ловит что угодно. Только «Неву», конечно.
…Мать жаловалась — туфель приличных нет, — да хоть десять пар покупай, пожалуйста…
«Она не поверит, подумает — я ее разыгрываю…»
«…И, между прочим, этому теперь конец, чтобы нам картошку, а ему мясо. Довольно».
…А забавно, когда случаются такие вещи.
Крутилось колесо, выскакивали цифры — вслепую, никто не знал, какая цифра выскочит. И одна за другой стали в ряд — 024183 и 48.
Когда выигрыш маленький, не думаешь о том, что это, в сущности, чудо.
…Спохватился: ребята ждут — договорились вместе идти на «Подвиг разведчика». Положил облигации — выигравшую отдельно от остальных — в коробку и поехал в «Колизей».
Матери оставил записку: «Наша облигация выиграла большую сумму. Посмотри в таблице». Ребятам не сказал. Очень хотелось сказать, но совестно было хвастаться. Фильм был великолепный. Саша хлопал с подъемом, изо всех сил.
Вернувшись, застал мать с запиской, облигацией и газетой — все сразу она держала в руках, растерявшаяся и румяная от восторга. Она была в пальто и косынке — видно, только что пришла. Геннадий был тут же.
— Сашок! — сказала мать. — Нет, что делается! Ты подумай — какие деньги!.. Мы теперь оденемся… Ух, вы увидите, как я оденусь! Сашок, папа хотел тебе купить велосипед, когда вырастешь, — купишь теперь и велосипед, и что хочешь… — Слезы брызнули у нее, она торопливо вытерла их рукой, в которой держала газету. — И пальто настоящее, нужно и тебе наконец пальто… Боже мой, и тут не везет, хоть бы вина купить, правда, Генечка, и отпраздновать, а мне на дежурство… Вместе пойдем в сберкассу, Сашок, ладно? А то очень большие деньги, вдруг ты потеряешь или вытащат… Досада какая, двумя бы днями раньше таблица, чудный шевиот был, представляешь, Геня, костюмный, как раз твой цвет, теперь уж расхватали, наверно, темно-синий, но не чересчур темно-синий, ты понимаешь… Сашок, дай я тебя поцелую. Ты у меня счастливый. Дай бог, чтоб ты всю жизнь был такой счастливый. — Она поцеловала Сашу. — Господи, где мои варежки? Сашок, сделай мне бутерброд, я за этой радостью даже чаю не выпила…
Она ушла. Немного погодя хлопнула дверь — ушел и Геннадий. Саша взял учебник и прилег на диван. Завтра литература, и Павел Петрович грозился спросить, надо выучить, хоть и не до того — устал и хочется помечтать.
Саша начал было читать про Ионыча и крепко заснул. Ему приснился большой приемник «Нева», сияющий зеленым глазом.
Он проснулся и увидел Геннадия, который стоял и смотрел на него.
— Не спишь? — спросил Геннадий.
В комнате находился еще какой-то человек, в бобриковой куртке и серой меховой шапке. Он был небольшого роста, пожилой, а лицо у него было такое, словно кто-то сгреб в горсть его нос и губы и вытянул вперед.
— Проснись на минутку, — негромко сказал Геннадий. — Где облигация твоя?
Человек в серой шапке сел на стул. Саша поднялся.
— Облигация где? — повторил Геннадий. — Дай-ка сюда.
— Зачем? — сонно спросил Саша.
— Зачем, зачем! — сказал Геннадий. — Объясняться еще… Значит, надо. Тут, что ли? — Он выдвинул один ящик комода, выдвинул другой и достал коробку, а из коробки облигацию.
— Вот, она самая, — сказал он. — Проверяйте. — И развернул перед человеком в серой шапке газету с таблицей.
Человек в серой шапке надел очки и заглянул сперва в облигацию, которую Геннадий держал в руках.
— Двадцать четыре сто восемьдесят три… — забормотал он и деловито повел по таблице коротким красным пальцем. — Двадцать четыре, двадцать четыре… сто… восемьдесят… три… — Он опять заглянул в облигацию. Сорок восемь. А… посмотреть ее можно?
— Вот же, видите?
— Подержать-то можно? — просительно повторил человек осторожным голосом.
— Еще что! — сказал Геннадий. — Боитесь, что фальшивая?
— Для убедительности.
Геннадий подал ему облигацию. Человек в серой шапке оглядел ее, пощупал, посмотрел на свет и положил на стол. И сейчас же Геннадий проворно взял ее, как будто она могла улететь.
— Она?
— Бывают счастливцы, — сказал человек. — Твоя облигация? — спросил он у Саши.
— Да.
— Десять тысяч выиграл, — сказал человек. — Повезло… А у меня веришь, Геня, — вот такая стопка, всю жизнь одалживал государству из всех видов заработка, и веришь — хоть бы один раз, хоть бы пустяк, для смеху, нет! Фортуна сволочь, кого не полюбит, того уж не полюбит… Да. Это, значит, Геня, твои пенаты.
— Это их комната. Моя рядом.
— Ну, покажи твою комнату.
Человек в серой шапке встал и вышел с Геннадием. Он шел неторопливо и солидно, приостановился, чтобы взглянуть на картинку, висящую на стене, но Саша испугался: зачем они уносят облигацию? Правда, она была в руках у Геннадия; но это не очень-то успокаивало. Саша чуть не сказал: «Эй, слушайте!..» — но удержался, ему показалось неудобным выказать подозрение: все-таки Геннадий ему вроде отчима, а этот дядька Геннадию — знакомый, может быть даже родственник; наверно, Геннадий по рассеянности захватил облигацию, и они подымут Сашу на смех, что он собственник и трус. «Чепуха, как это так, чтобы прямо на глазах взяли и не отдали. И не вор же он, в конце концов…» Так уговаривал себя Саша, а сам волновался. «Серия 024183, номер 48; в случае чего, заявлю моментально. Не посмеет Геннадий, он понимает, что я заявлю, не на овцу напали…» За стенкой смутно звучали голоса. «Чего они так долго?.. Фу, я дурак. Из такой семьи, и будет он красть… Если бы украли, так убежали бы сразу, а не сидели и не разговаривали…» Выходят в переднюю. «Если они вместе выйдут из квартиры, я за ними сейчас же, у меня кулаки здоровые».
Было слышно, как гость надевал калоши и хвалил квартиру. Потом сказал: «Ну, пока». «Пока», — ответил Геннадий. Дверь хлопнула.
Геннадий вошел в комнату — против обыкновения резвой походкой и с довольным лицом.
— Получай… пасынок! — сказал он возбужденно и одну за другой бросил на стол три пачки денег, крест-накрест оклеенные бумагой.
— Что это? — спросил Саша.
— Это тебе вместо твоей облигации.
