бы не поздоровилось.
Она хотела постучать еще раз, когда Сирил открыл дверь и в удивлении взглянул на нее.
– Дани! – заикаясь произнес он и, высунув голову, нервно посмотрел налево, потом направо, чтобы убедиться в том, что она была одна.
Едва они оказались в магазине, он встрсвоженно спросил:
– Что ты тут делаешь? Я думал, ты никогда не захочешь видеть меня.
– Я и не хочу, – отрезала она. – Просто отдай то, что ты украл у меня, и я уйду.
Выражение его лица не изменилось. Он пожал плечами:
– Прости. Я не знаю, о чем ты говоришь.
– Мне нужна рама!
Он тихо, недоверчиво засмеялся:
– Эта грубая штуковина? Зачем? – Он положил руку на ее плечо: – Проходи, дорогая, и давай поговорим. Я знаю, ты сердишься, но если позволишь мне все объяснить, то поймешь, что все это просто смешно…
– Сирил, не уговаривай меня! – воскликнула она, отталкивая его руку и злобно глядя на него. – Верни мне мою вещь, и я уйду. Ты мне противен, меня тошнит от того, что приходится дышать одним с тобой воздухом.
Он поднял подбородок, словно получил пощечину.
– Ладно, – коротко сказал он. – Бери свою дрянную раму от дрянной картины и отправляйся к своему дрянному любовнику!
Он оставил ее и вернулся через несколько минут с рамой в руках.
– Вот. – Он швырнул ее Дани. – Возьми ее и убирайся. Если не можешь здраво смотреть на вещи и посмеяться над забавным недоразумением, мы больше не друзья.
Она попыталась почувствовать жалость к нему – и не смогла.
– Сирил, мы никогда не были друзьями. С друзьями так не обращаются!
Она оставила его и поспешила к ждущему ее экипажу.
Дани не заметила мужчину, который стоял в тени на другой стороне улицы… как не замечала и того, что после императорского бала за ней всегда кто-либо следовал. Она была слишком взволнована случившимся. Возвращенная рама была прекрасным предлогом еще раз увидеться с Дрейком вечером.
Дрейк потягивал бренди, внимательно рассматривая картину. Зигмунд Коротич обладал многими талантами, но художником не был. Ребенок мог бы нарисовать лучше.
Но где же разгадка?
Как обидно – держать картину, которую искал все эти годы, которая была единственным проблеском надежды на то, что он сможет восстановить честь своего отца… и быть не в состоянии раскрыть ее тайну.
Дрейк был близок к отчаянию.
Теперь у него есть еще одна причина раскрыть то, что стало смыслом его жизни.
Дани Колтрейн.
Он должен раскрыть тайну! Дани заслуживает большего, чем человек, изгнанный из императорского двора, человек, честь семьи которого растоптана.
Звук открываемой двери вывел его из задумчивости. Он открыл дверь и увидел Джейд. Она выглядела отстраненной и отчаявшейся, зеленые глаза затуманились печалью.
Она бросилась в его объятия и разрыдалась. Он закрыл дверь и привлек ее к себе:
– Джейд, дорогая, что случилось? Колт обидел тебя? – Его голос дрожал от волнения.
– Нет-нет! – воскликнула она, крепко прижимаясь к нему. – О, Драгомир, помоги мне, пожалуйста… – Она была на грани истерики.
– Помогу! – Он отстранил ее от себя и нежно встряхнул за плечи. – Скажи мне, что случилось…
– Я люблю его, – в отчаянии произнесла она, с мольбой глядя на Дрейка. – Я знаю, я не должна была… но я люблю его….
Она упала к нему на грудь, и Дрейк посадил ее на кровать и попросил рассказать, что произошло.
Она поведала ему о том, как Колт раскрыл ей свои чувства, хотел проверить их и спрашивал, не согласится ли она поехать в Париж и пожить в его семье…
– Я танцую в труппе императорского балета Санкт-Петербурга, а он думает, что я необразованная нищенка. Он говорит, что поможет моей семье, чтобы они не расстраивались, когда я оставлю Россию. О, Драгомир, – застонала она, – что мне делать? Ты сам говорил, что Колту приносили несчастье женщины, которые обманывали его. Что же случится с ним, когда он услышит о том, как я обманула его?
– Ты же сказала, что любишь его. Я не вижу никакого противоречия.
– Неужели ты не понимаешь? Я солгала ему… – сокрушалась она.
– Но это ведь была не ложь, Джейд. Ты не принесла ему боли. Все вышло даже лучше, чем я предполагал.
Она прислонилась к нему, снова зарыдав. Он лег поперек кровати, увлекая ее за собой, чтобы успокоить
