нацистскими приветствиями и свастиками.
Этот, с позволения сказать, парад в тот же день был показан по всем западным телеканалам. После этого в течение дня добро с Запада на расправу с защитниками Конституции было получено.
И началась подготовка к провокациям в Останкино, а потом расстрел безоружных людей из танков и крупнокалиберных пулеметов.
Мне тяжело писать обо всем этом. 5 тысяч погибших товарищей не позволят мне никогда забыть о тех днях. Нет прощения убийцам. И нет прощения тем, кто это убийство приветствовал. И режим наследников убийц развалится. Причем развалится кроваво. Ибо проценты на не отмщеную кровь все набегают.
Зря некоторые думают, что закон Кармы ждет следующей жизни. В наше время он работает немедленно. И вот уже один из главных палачей Белого дома, ментовский генерал Романов много лет живет как овощ, взорванный, но не убитый в Чечне.
Да, хороший урок преподнесли палачу наши Боги. Он будет долго мучится и гнить заживо. И смертное избавление не придет к нему. Пусть подумает о тех девчушках с 14 этажа, которым его озверевшие омоновцы засовывали гранаты в промежность. И живет, мочась и испражняясь под себя до тех пор, пока эти девчушки не найдут нужным простить его, там, на небесах.
Но нет прощения и тем, кто предал людей, поверивших им. Тех «вождей», которые проиграли все на свете, кто был глупцом, либо изменником, и кто после всего этого пошел не в монастырь, замаливать грехи, а продолжал наслаждаться жизнью с молодыми женами и любовницами.
Кто после всех этих поражений еще смел числить себя «вождями».
И кто, видите ли, «для пользы государства» «простил» палачей Белого дома и ищет «конструктивного взаимодействия» с их наследниками.
7-го или 8-го октября утром жена протянула мне номер «Московского комсомольца». На первой полосе был броский заголовок типа «Они еще на свободе?!!».
В том списке я значился под четвертым номером.
– Гляди, Михалчик, где ты удосужился отметиться, – со спокойной улыбкой произнесла она, глядя на меня своими холодными голубыми глазами нормандской королевы.
Я навек благодарен ей за это арийское спокойствие.
А Николай Лысенко, приехавший в то время в Москву, сказал мне:
– Знаете, Петр Михайлович, для пользы дела мы от вас откажемся. Скажем, что вы не состояли в нашей партии. Это нам будет полезно для продолжения политической борьбы. Вы согласны со мной?
Я молчал и спокойно улыбался в ответ.
Я не испытывал к нему злобы за это предательство. Но не испытывал и никаких теплых чувств за преподанный урок практической политики.
Ледяной холод и равнодушие были в моем сердце.
Но если мне когда-либо волею наших Богов доведется обладать властью, пощады от меня патриотическая сволочь не получит.
4. Мой генерал. Отдельной строкой
После покушения на Юрия Беляева в 1994-м году и фактического удушения нашей Партии Свободы (тогда она еще называлась НРПР Беляева) приложить силы в общественно-политической деятельности мне было некуда.
Однако, я приобретал все больший опыт в журналистике. Первые пробы пера были довольно успешны. А, кроме того, в журналистике очень пригодился мой профессиональный опыт как системного аналитика. Ибо с 1981 года я работал во Всесоюзном институте системных исследований АН ГКНТ и Госплана СССР (ныне Институт системного анализа РАН).
Этот опыт аналитической работы несколько раз помогал мне делать маленькие сенсации. Так, не зная ничего о реальных фактах, я «на кончике пера» почти дословно угадал вопросы, обсуждавшиеся на тайной встрече Лужкова, Явлинского и Лебедя. А потом так же угадал готовившуюся, но не состоявшуюся тогда, отставку Черномырдина.
В итоге я оказался приглашен в аналитическую службу РИА «Новости».
Поэтому на первый учредительный съезд Движения в поддержку армии (ДПА) осенью 1997 года я пришел, как представитель РИА «Новости». Выступление Рохлина приятно удивило меня. В целом оно не отличалось от многочисленных выступлений лидеров тогдашней оппозиции, которых я искренне презирал.
Но это только в целом.
В выступлении содержалось несколько тезисов, которые, будучи выделены внимательным слушателем и сопоставлены друг с другом, позволяли сделать вывод, что генерал собирается не болтать, а брать власть силовым способом.
Такая смелость (фактическая заявка на силовое взятие власти) и глубочайший ум (умение запрятать эту заявку так искусно) покорили меня. Кроме того, Рохлин производил впечатление интеллектуала и эрудита. При этом оставаясь типичным военным в лучшем, уже забытом, понимании этого термина.
Повторяю, я был просто очарован масштабом этой личности. Никогда ни до, ни после этого мне не довелось встречаться с человеком такого уровня. Человеком, который, по моему мнению был не до оценен современниками именно потому, что возвышался над ними как альпийский пик над пригорками. Тупые людишки России конца 1990-х просто не могли так высоко задрать головы, чтобы увидеть и понять рядом с кем они имеют честь находиться.
Я написал статью, комментирующую этот съезд. И, с согласия своего руководства в РИА «Новости» сдал ее в некоторые газеты.
Статья попала в аппарат Рохлина. Мне предложили встретиться. Звонил сотрудник пресс-службы генерала полковник А. Волков. Я пришел, принеся с собой одну аналитическую записку, которую написал по заказу одной банковской структуры. Записка была посвящена деликатному вопросу исследования различных
