самообладание торговца. — По обоюдному согласию — дело другое, но они отказались. Пострадала бы не только моя репутация, но и деловые интересы.
— Ну да, ваш брат завсегда готов продать белого человека, белую женщину, продать их за… за тридцать сребреников! Ваши деньги пахнут кровью!
Руфус плюнул Герейре под ноги. А тот отвечал с нарочитым спокойствием:
— Не будем говорить о крови. Я знаю, кем был мой отец. Я видел, как он рыдал, когда янки захватили нашу страну. А теперь я должен уступать им дорогу на улицах Санта-Фе. Священник говорит, что не следует впускать в свое сердце ненависть — но это не значит, что я обязан тревожиться о них.
Руфус, застонав, взмахнул культей. Крюк со свистом рассек воздух. Герейра едва-едва успел увернуться, выставив перед собой пистолет. Таррант вскочил и схватил Руфуса за руки, пока тот не рванулся вперед. Мальчишки вытащили ножи, но тут же вложили их в ножны.
— Уймись! — пропыхтел Таррант. — Сядь!
— Рядом с этим подонком не сяду! — прохрипел Руфус на латыни и стряхнул руку товарища. — А ты, Ханно, неужели ты забыл, как мы тогда спасли женщину в России? А ведь там был лишь один насильник! И он не стал бы вспарывать ей живот и не отдал бы своим самцам, вооруженным ножами и факелами…
Руфус заковылял прочь, по-прежнему изо всех сил сжимая горлышко бутылки. Остальные молча проводили его взглядами, потом Таррант обратился к Герейре:
— Пусть себе идет. Он скоро опомнится. Спасибо за твою сдержанность.
Но тон его был далек от сердечности.
6
За день Том Лэнгфорд дважды предпринимал короткие вылазки наружу. Увидев, что индейцы разбили лагерь, он торопливо вернулся в дом и задвинул засов. А под вечер сказал:
— Думаю, они попробуют атаковать ночью. А то чего ж им болтаться тут так долго? Потом опять двинут на рассвете, но вообще-то могут в любое время. Надо быть начеку. Ежели опять удастся выстоять, то им придется уйти. Индейцы не умеют держать осаду.
— Да не стоим мы того!
Билл Дэвис густо, сочно хохотнул.
— Los vecinos vendran indudablemente a ayudarnos…[36] Помощь придет, — вставил Карлос Падилья.
— Не знаю, скоро ли, да и придет ли вообще, — вздохнул Лэнгфорд. — Допустим, Боб таки прорвался, так все одно соседи нынче больно далеко друг от друга. Разве что кавалерийский эскадрон где поблизости встретится…
— Все мы в руках Господа, — провозгласила Сьюзи и улыбнулась мужу. — И в твоих тоже, дорогой, а это крепкие руки.
Эд Ли с невнятными стонами метался по кровати Лэнгфордов — воспалившаяся рана вызвала горячку. Разбуженные утренним набегом, не смежившие с той поры глаз и уставшие за день дети готовы были уснуть стоя.
На ужин была лишь холодная фасоль, хлеб и остатки молока. Дров осталось столько, что и упоминать не стоило, вода тоже подходила к концу. Лэнгфорд попросил жену произнести молитву перед едой, и никого не удивило, что Карлос перекрестился. Потом все, ужасно смущаясь, один за другим побывали за занавесочкой, которую Сьюзи натянула в углу. Там пряталось ведро общего пользования — Лэнгфорд опорожнял его во время своих вылазок. Оставалось надеяться, что до ухода индейцев никому не захочется воспользоваться ведром всерьез, а то в тесной комнатушке будет совсем не продохнуть. Нужник глинобитный, должен выстоять. Да если и нет — вокруг полно высокой травы, и участок велик. Участок, ради которого Лэнгфорд столько надрывался, откладывал каждую монетку, а теперь вынужден защищать его с оружием в руках.
Закат угас, сумерки вскоре перешли в ночь. На столе среди ружей горела одна-единствеиная свеча. Лэнгфорды и работники дежурили попарно: двое вели наблюдение, двое других отсыпались — один на полу, другой на кровати рядом с бедолагой Эдом. Клочок неба, видимый сквозь бойницу, был густо усыпан звездами, однако прерию все равно укрывала черно-серая мгла. Незадолго перед рассветом взошел месяц, но его узенький серпик почти не помогал обзору, хоть и разогнал чуть-чуть окружающий холод и одиночество.
Тишину нарушил шепот Сьюзи.
— Том! — подала она голос со своего поста в другом конце комнаты.
— А? — Он позволил себе быстро глянуть в ее сторону. В призрачном свете не были заметны ни грязь, ни усталость, ни ввалившиеся глаза и запавшие щеки. Она снова была той девчушкой, от крыльца которой он летел домой как на крыльях. — Том, а если… если они ворвутся, а ты сумеешь… — Ей пришлось перевести дух. — Ты меня застрелишь? Чтобы они не успели…
— О Боже, нет!..
Лэнгфорда захлестнуло таким ужасом, что он задохнулся.
— Ну пожалуйста! Я благословляю тебя на это.
— Милая, ты же можешь остаться в живых. Они продают пленников нашим.
Она потупилась, потом вспомнила о своих обязанностях часового и подняла голову, устремив взгляд в бойницу.
— После того, как… Я не захочу жить.
— Неужто ты думаешь, что я отвернусь от тебя? Да ни в жизнь! Выходит, ты знаешь меня куда хуже, чем я думал.
— Нет, но ты… Мне будет одиноко на земле без тебя. Почему бы не оказаться на небесах сразу вместе?
Лэнгфорд знал заведомо, что уж его-то краснокожие не пощадят. Если очень повезет, он умрет мужчиной. Если же нет — вряд ли ему будет дело до чего бы то ни было после пыток ножами и факелами. А то еще краснокожие любят вырезать пленникам веки и привязывать их у столба лицом к ослепительному солнцу.
— Зато ты сможешь поставить детей на ноги.
— Да, — она понурила голову, — да, прости. Забыла начисто. Да, я думала лишь о себе.
— Да не робей ты так, голубушка, — собрав волю в кулак, как мог весело сказал он. — Ничего с нами дурного не случится. Через неделю мы будем тревожиться разве что о том, чтобы не похваляться собой во все горло.
— Спасибо на добром слове, дорогой, — и Сьюзи снова устремила все внимание наружу.
Ночь близилась к концу. Они разделили ее на четыре вахты, чтобы перед рассветом, когда атака наиболее вероятна, все были уже на ногах. В три часа утра Лэнгфорды закончили свое второе дежурство, разбудили работников и легли — муж на полу, а Сьюзи рядом с Эдом. Если раненый пробудится от своего тяжкого забытья, она тут же почувствует это и сможет позаботиться о нем. А мужчинам надо отдохнуть. Чем лучше они выспятся, тем лучше будут стрелять.
Проснулся Лэнгфорд от грохота, отразившегося от тесных стен оглушительным эхом. Билл врезался грудью в стену и упал — пуля ударила ему в спину. При мерцающем огоньке свечи, среди пляшущих по стенам чудовищных теней, бьющая из раны кровь казалась темнее кожи убитого.
Карлос сидел на корточках у северной стены, вскинув ружье на изготовку, но стрелять было не в кого — из западных бойниц торчало два безликих винтовочных дула. Одно еще дымилось. Второе изрыгнуло свинец, а первое тем временем исчезло. Его место тотчас же заняло новое дуло.
Лэнгфорд подскочил к кровати, загородив собой Сьюзи. Понимание озарило его болезненной пороховой вспышкой: неприятели, всего три-четыре человека, подкрались к самому дому. Под покровом тьмы беззвучные тени проскользнули за частокол и продвигались вперед ползком, то и дело замирая на месте, пока не оказались под стенами, вне поля зрения обороняющихся. Приподняв, винтовки и просунув в бойницы, они, верно, надеялись угодить кому-нибудь прямо в глаз. Тут они просчитались, но это ничего не
