Если корабль пойдет ко дну… Он перевел взгляд на палубу. Большинство из них погибнет. Прелестные девушки, дарившие столько радости и сами знавшие радость, дети, которые только-только начинают чувствовать, что есть радость бытия. Сам он сможет доплыть до какого-нибудь берега, даже далекого, но зачем берег ему одному?
Довольно. Он должен сделать для них все, что в его силах. В жизни всегда приходится биться за жизнь. А в конце никто не избежит сетей Ран…
Ванимен послал одного из старших мальчиков в море, велев ему передать самым сильным и крепким из мужчин, чтобы те поднялись по веревочному трапу на корабль. Ожидая их, Ванимен продолжал обдумывать, как поступить дальше. За время плавания на корабле подданные научились беспрекословно выполнять все требования своего вождя, подобного в истории народа лири еще не бывало. Но пока что матросы Ванимена не успели овладеть многими умениями и навыками моряков. Знания самого Ванимена также оставляли желать лучшего. Вот и с последним распоряжением он едва не запоздал. Помощь мужчин требовалась немедленно. Парус дико бился под ветром, который крепчал с каждой минутой. Тех, кто были на палубе, швыряло от одного борта к другому, корпус корабля сотрясался, каждый удар волны был одновременно ударом по несчастным жертвам. Их одежда пропиталась кровью от ран и ссадин, и они ее сбросили. Многих смыло за борт, уже погиб один ребенок, ему размозжило череп о палубу. Смерть пожинала свою жатву в народе лири.
Не скоро позабудет Вани-мен лицо матери погибшего ребенка, ее застывший взгляд, устремленный на мертвое тельце, которое она прижимала к груди. Спустя минуту мать бросила дитя в море — быть может, море будет милосерднее к нему.
Следовало ожидать самого худшего, Ванимен знал это по опыту. Волны порой ласково баюкают, в них можно укрыться от палящего зноя и резкого ветра, они поддерживают и помогают выжить. Но в воде тело отдает свое тепло, а в морских глубинах на каждом шагу подстерегают бесчисленные убийцы хищники.
Ванимен приказал бросить в море канаты, чтобы пловцы могли за них держаться, иначе они выбьются из сил и отстанут от корабля.
Шторм уже нагонял корабль, Ванимен перешел на корму. Под навесом кормовой надстройки у румпеля стояли двое. Положение тут было — хуже некуда: из-за бешеной силы ветра рулевые не могли совладать с румпелем, тяжелый рычаг то взлетал вверх, то резко шел книзу, рулевых, бессильно повиснувших на нем, бросало из стороны в сторону. Ванимен дал рулевым указания и пообещал скоро прислать смену и освободить их от трудной работы.
По обеим сторонам палубы находились маленькие и тесные каюты. На штирборте была более просторная капитанская каюта, на левом борту — несколько кают для моряков-офицеров. В этом плавании каюты почти все время пустовали, для всех лири тесные душные помещения были хуже тюрьмы. Но сейчас Ванимен ощутил потребность немного отдохнуть, укрывшись от бушующей стихии.
Под потолком каюты раскачивался на длинной цепи фонарь, в котором догорал огарок сальной свечи. В его тусклом свете по стенам каюты метались причудливые черные тени. Пахло прогорклым салом и копотью.
Кто зажег фонарь? Ванимен услышал какой-то невнятный звук и вгляделся в темный угол, откуда тот доносился. Рэкси и Хайко лежали обнявшись в койке.
Потревожить их сейчас было бы неделикатно — Ванимен ждал, остановившись посреди каюты. Он пошире расставил ноги, крепко упираясь в пол, который ходил ходуном и сильно кренился, и с холодной усмешкой наблюдал за парочкой — любовникам приходилось приноравливаться к сильной качке. На стене у них в головах было распятие, а в ногах, так, чтобы лежащий в койке все время мог видеть, висело живописное изображение Пресвятой Девы. Живопись была довольно плохая, темная, но Ванимену показалось, будто лик Богоматери исполнен некой нежности к двоим, на которых падал ее взгляд. Святой образ от них не отвернулся.
«Впрочем, — подумал Ванимен, — здесь всего лишь каюта, а не церковь, не храм божий, куда я однажды осмелился войти, ибо не мог противостоять желанию во что бы то ни стало вернуть Агнету». И тут Ванимен с внезапной остротой ощутил, насколько чуждым было ему все, что он видел вокруг. Его охватило чувство глубокого одиночества. Но вот наконец любовная игра закончилась. Рэкси и Хайко заметили Ванимена. Парень смутился, девушка же беззастенчиво улыбнулась и отодвинулась от своего приятеля.
— Кто вам позволил забраться в мою каюту?
Суровый голос Ванимена был громче, чем вой ветра, громовые раскаты, грохот волн и скрип деревянной обшивки корабля.
— Другие каюты заняты, — ответила Рэкси. — Мы не знали, что ты придешь. И потом, мы думали, ты ничего не будешь иметь против.
Кажется, Хайко покраснел.
— Было бы… Было бы неразумно заниматься этим делом в море в такую погоду… — пробормотал он. — Мы могли бы отстать от корабля и потеряться… Да и не все ли равно, ведь мы скоро умрем.
Рэкси уселась на краю койки и протянула вперед руки. Каюта была такой маленькой, что она без труда дотянулась до Ванимена.
— Хочешь, давай и ты?.. — сказала она. — Я, как всегда, не прочь еще!
— Вон отсюда, оба! — Он сам удивился своей резкости.
Рэкси и Хайко с обиженным видом покинули каюту. Дверь за ними захлопнулась, и Ванимен остался один. В тусклом и сумрачном свете фонаря он вглядывался в образ Божьей Матери и недоумевал про себя: с какой стати он вдруг так рассердился? Ведь эти двое не занимались чем-то предосудительным… во всяком случае, так они сами считают. У них нет души, они не ведают, что есть порок и что добродетель, они греховны не больше, чем животные, если вообще можно применить к животным подобное понятие. И он, Ванимен, такой же, как эти двое.
— Или нет? — произнес он вслух.
Ответа не последовало.
Миновали три дня и три ночи. Предчувствие не обмануло Ванимена: шторм бушевал, не утихая ни на минуту.
Впоследствии он почти ничего не мог вспомнить, в памяти остались лишь хаос, борьба, тяжкий труд и нестерпимая боль. Горше всего было то, что бесследно исчезла его верная касатка. Должно быть, из страха перед невиданной бурей она скрылась в морских глубинах, а когда шторм окончился, уже не смогла разыскать корабль. То же самое случилось и со многими подданными.
Непостижимо: они все-таки не дали кораблю затонуть. Во время шторма он получил множество пробоин, трюм был полон воды, которую день и ночь откачивали помпами, и все-таки они выжили. Шторм швырял и бросал корабль по бурному морю, пока не натешился вдоволь.
Теперь корабль лири подходил с запада к Геркулесовым столбам. Ванимен сразу же узнал могучие дымчато-синие скалистые утесы на краю земли, где Гибралтарский пролив разделяет Африку и Пиринейский полуостров.
Когда-то в юности, много столетий тому назад, он совершил дальнее путешествие по южным морям и побывал в здешних водах. Волнение все еще не улеглось, но море уже снова сверкало яркой лазурью под безоблачными синими небесами. Светлые блики играли на волнах, солнце начинало пригревать, и под его лучами над морем поднимался терпкий аромат соленой воды. Веял легкий морской бриз. Сквозь дощатый корпус корабля слышался негромкий ропот, шорох и плеск — не только на слух, но каждой клеточкой своего существа ловили эти звуки все, кто теснились на палубе: то была песнь мира.
И все же в море не было видно парусов, ни один корабль еще не осмеливался покинуть надежную гавань. Жадные до новостей дельфины окружили одинокий корабль. Ванимен бросился в море, оставив на палубе подданных, измученных и смертельно усталых, как и он сам. Чтобы не менять способ дыхания, Ванимен, нырнув, сразу же поднялся на поверхность. В обнимавшей его чистой прозрачной стихии он чувствовал, как силы возвращаются к нему, наполняя бодростью каждую мышцу тела.
Ванимен заговорил с дельфинами.
Что им известно о Средиземном море? Тогда, в юности, Ванимен не заплывал в него, доплыл лишь до высокой прибрежной скалы, которая была похожа на лежащего льва. В землях, омываемых Средиземным морем, уже давно установилось прочное господство христианской веры. От Волшебного мира здесь,
