— Но зачем вообще подвергать себя риску?
— Потому что мне опротивело торчать здесь! Потому что мне остается одно: или активно сопротивляться этой проклятой головешке, или начать выть! А теперь иди в корабль!
По мере того как громоздкая фигура его напарника удалялась, Свердлов, не отрывая от нее глаз, думал: «А ведь я сейчас, по правде говоря, не очень-то разумно поступаю, разве нет? Но кто мог предвидеть, что будет в сотне световых лет от моего солнца?»
Готовя систему к проверке, он ломал себе голову над тем, что же двигало им. В нем жила потребность вступить в борьбу с чем-то осязаемым, а балансировать на этом металлическом остове с удвоенным собственным весом было, несомненно, вызовом. Еще одной причиной — правда, менее важной — явилась логичность его аргументации. Все те доводы, которые он привел, были достаточно вескими. Ведь если продолжать двигаться с той же черепашьей скоростью, соблюдая все меры предосторожности, то можно и с голоду умереть.
А скрытой пружиной всего, подумал он, является смутное, не понятное ему желание, вызревающее в душе. Ли Цун с Красны велел бы ему выжить любой ценой, пожертвовать другими, чтобы спасти себя для своей планеты и Братства. Но ведь есть пределы. Не обязательно принимать на веру кальвинизм Дэйва — хотя безжалостный кальвинистский Бог, казалось, находится совсем рядом с этой мертвой звездой — и признавать правду, что существует нечто более важное, чем простое выживание. Чем даже выживание по уважительной причине.
«Может, я стараюсь найти это нечто», — смущенно подумал он.
Он сползал «вверх», пока ноги не обхватили одну из поперечных деталей конструкции. При этом последнее кольцо ускорителя оказалось у его правой лодыжки, а циферблат электрощупа удобно устроился у лицевого стекла шлема. Правая рука сжала верньерный ключ, а левая туго натянула страховочный трос.
— Приготовьтесь к включению тяги, — передал он по радио. — Наращивайте два
Сначала ничего не происходило. Только по небосводу медленно поползли созвездия, менявшие свое положение вместе с кораблем, который разворачивали гироскопы. Молодец, Сейки! Это давало возможность Свердлову избежать попадания под ионный поток при контрольном включении тяги.
— Приготовьтесь, — прозвучало в наушниках Свердлова. Вес возвращался к нему в ликующем напряжении мышц плеч, рук, ног и живота; в глухом стуке сердца, постепенно заглушавшем тихое потрескивание разговаривающих звезд.
Корпус теперь нависал прямо над ним — гигантская сфера, опиравшаяся на сдвоенные вышки. Из середины основания каждой вышки изливался призрачный голубоватый свет, а в местах пересечения элементов конструкции сплетались и фонтанировали электрические разряды.
«Непроизводительная трата энергии, — подумал Свердлов. — А все из-за того, что восстановительные работы проводились без надлежащей аппаратуры. Зато красиво. Похоже на праздничный фейерверк». Он сразу вспомнил то время, когда был маленьким. Мать как-то повела его на демонстрацию пиротехнических чудес. Они сели в катамаран, взятый напрокат, и любовались изумительными цветами, неслышно распускавшимися над озером.
— Да уж, — проворчал Свердлов. Прищурившись, он вгляделся в циферблат индикатора. Теперь, когда наружу выбрасывались целые граммы вещества, было очевидно, что отклонение все еще оставалось довольно значительным. Кольцо нагрелось не очень сильно — можно сказать, почти незаметно, но негатроны с трудом пробивались в ядра сквозь панцирь из электронов, что приводило к распаду атомов. Вскоре следовало ожидать деформацию кристаллической структуры, усталость и, в завершение всего, аварию. Доложив об этих своих открытиях, Свердлов хвастливо добавил:
— Я был прав. Без работы здесь не обойтись.
— В таком случае выключаю тягу. Приготовьтесь. Невесомость вернулась. Вытянув руку с ключом, Свердлов осторожно захватил им катушечную гайку и отпустил болт.
Саму катушку он сдвинул назад.
— Через минуту я ее поставлю на место. Готово! А теперь давайте три примерно на тридцать секунд, просто чтобы удостовериться.
— Три? Вы уверены, что вы…
— Уверен. Пуск!
Свердлову пришло в голову, что то, чем он занимается сейчас, является совершенно иным способом служения человека своей планете, а именно: быть человеком на своем месте. Может, даже лучшим способом, чем планировать вымирание людей, которым выпало жить где-то на другой планете. «Да перестань же, — сказал он себе, — иначе в скором времени можешь рассчитывать на место преподавателя в детском саду Лиги Спасения».
На него навалилась тяжесть тройной перегрузки, и мускулы буквально наслаждались ею.
При трех ионный поток шел мимо кольца. Значит, отклонения не было… или было? Он пододвинулся, чтобы получше разглядеть. Правая рука, все еще сжимавшая утяжеляющий ее ключ, соскользнула с балки, на которую она опиралась. Свердлов потерял равновесие. Раскинув руки, он повис, инстинктивно стараясь не упасть. Правой рукой он попал в струю антипротонов между катушками электромагнита.
Брызнуло пламя.
Накамура выключил тягу. Свободно паря, Свердлов рассматривал при свете звезд свою руку. Ионное излучение срезало ее так аккуратно, как если бы то сделал стационарный газовый резак. Из дыры в скафандре наружу вырвались водяной пар и кровь, тут же замерзнув в виде небольшого облачка, бледного на фоне туманностей.
Боли не было. Пока. Но с падением давления у него заложило уши.
— Машинное отделение! — отрывисто произнес он. Часть его находилась как бы вне тела и изумлялась присутствию своего духа. Что за великолепный механизм по выживанию, когда приходится туго! — Аварийная ситуация! Сбрось полный вольтаж ускорителей до одной тысячи. Спусти мне с десяток ампер. Быстро!
Он не почувствовал нарастания силы тяжести. Такая тяга слишком мала, чтобы ощутимо сдвинуть массивный корпус корабля. Он снова сунул руку в ионный поток. Вот теперь к нему пришла боль, но только в голове, так как, не выдержав падения давления, барабанные перепонки в ушах лопнули. Еще одна минута — и у него начнется кессонная болезнь. Вокруг культи запястья неслышно загудел газ, состоявший из антипротонов. Когда сталь стала плавиться, Свердлов, зажав в левой руке ножовку, принялся орудовать ею, пытаясь наглухо запечатать рукав скафандра. Он, казалось, был отрешен от всего. Мозг заволакивало черной пеленой. В какую-то минуту Свердлов в изумлении спросил себя: «Разве я собирался совершить такое для других?»
Когда он решил, что рукав надежно запаян, он отвел руку в сторону.
— Выключите тягу, — прошептал он. — Идите и заберите меня отсюда.
Баллоны со сжатым воздухом исправно снабжали его кислородом, давление внутри скафандра вновь поднялось. Как же хорошо было свободно парить в пространстве, насколько позволяла длина страховочного троса, и наслаждаться дыханием. До тех пор, пока собственная кровь не стала душить его. Тогда он сдался и принял милосердный дар темноты.
Глава 12
Дни, предшествующие зимнему солнцестоянию, казались тусклыми проблесками света, к югу и вовсе гаснувшими в низких свинцовых тучах. Такой был и сегодняшний день. Тамара вышла на прогулку с первым лучиком света, робко прочертившим дорожку через океан, а сейчас время уже близилось к закату. Она спросила себя: да может ли сам космос быть мрачнее этой земли? В космосе, по крайней мере, видны звезды. А на Скьюле приходилось целыми днями ютиться в доме, скрываясь от ветра; а небо представляло собой сплошной круговорот снега.
Когда она, покинув пустошь, стала спускаться к морю, с неба посыпались редкие сухие снежинки. Но
