Данные наставления были как нельзя кстати, поскольку момент для начала операции оказался неподходящим.
К ночи двенадцатого октября поднялся штормовой ветер, который, несмотря все усилия конвоя, разбросал их к побережью Бретани. Позже для Генриха стало ясно, что шторм был свидетельством милосердия Бога и его поддержки их начинания. Это подтверждалось и тем, что его корабль и еще один благополучно добрались до берегов Англии, а побережье, куда бы они ни пробовали подойти, – в Пуле, Плимуте, Девоне или Корнуолле, – находилось в руках их врагов. Короче говоря, мятеж Бэкингема провалился. Если бы не шторм, то он со своими людьми попытался бы высадиться, и их бы просто разорвали на части. Прояви они осторожность и поверни назад, дух его людей был бы подорван, поскольку они не поняли бы этого и приняли бы благоразумие своего лидера за трусость.
Никто не мог обвинить Генриха в шторме. Отплывая назад от побережья Англии, он знал, что избежал поражения по воле божьей, и это еще больше укрепляло его дух и придавало ему решимости.
Появились и новые доказательства божьего расположения. Сильный ветер отнес их от берегов Бретани и Генрих был вынужден высадиться в Нормандии. Вместо того, чтобы взять его в плен и продать Ричарду, Анна, сестра и регентша Карла VIII, свободно пропустила его в Бретань. Более того, от имени своего брата она выслала Генриху деньги для выплаты жалованья его людям и прислала ему теплое дружеское письмо и золото. Это лишний раз подтверждало, что Франция не собирается избавляться от его опасного присутствия. В письме говорилось, что если Генрих хочет, он может ехать в Бретань, но он должен помнить, что Франция всегда открыта для него и готова оказать любую поддержку. К тридцатому октября Генрих вернулся ко двору Франциска. Герцог с радостью принял его и ни в коей мере не был обескуражен. Мы должны спокойно разобраться в своей неудаче, – сказал Франциск, – но Генриху не стоит ни о чем беспокоиться. Денег и людей будет еще больше. Чтобы Генрих не сомневался, что это пустые слова, Франциск тут же выдал ему десять тысяч золотых крон.
Его дух угнетало только одно – безопасность его матери. Но даже страх за нее не мог отвлечь его от цели. Он еще не успел разделаться с потоком беженцев, уцелевших после поражения мятежа, когда у него попросил личной аудиенции один джентльмен, который не был беженцем и отказался назвать свое имя. Аудиенция оказалась не совсем личной. За спиной Генриха стоял Джаспер, держа руку на рукоятке меча.
– Я должен наедине переговорить с Генрихом, графом Ричмонда.
– Вы и так говорите с ним наедине. Это Джаспер, граф Пембрука, плоть от плоти моей и кровь от плоти моей. Его уши – это мои уши, его молчание – это мое молчание. Говорите, если хотите. Мы единое целое, – ответил Генрих.
Посланнику это не понравилось, но после минутного колебания он пожал плечами и произнес:
– Я пришел рассказать вам о благополучии леди Маргрит Стэнли. Это ее безопасность поставлена на карту, а не моя.
Лицо Генриха побледнело, и на мгновение он закрыл глаза. Ричард захватил Маргрит в заложники. Единственным выбором было вернуться с посланником в Англию или облечь Маргрит на смерть. Почти не задумываясь, Генрих принял решение. Возвращение не могло спасти мать. Ричард убьет их обоих или заключит Маргрит в тюрьму, и та будет знать, что сын заплатил за нее своей жизнью. Как она сможет с этим жить? Может быть, ее вообще уже нет в живых, и это просто ловушка.
– Говори. – Голос Генриха был тихий, но от него становилось не по себе. Он увидел, как свободной рукой Джаспер оперся о его стул. Ему не нужно было видеть лица Джаспера, чтобы узнать выражение его лица, поскольку посланник побледнел и отступил назад.
– Ради Бога, милорды, я привез хорошие новости, – закричал он. – Просто я не хотел, чтобы известие о моем приезде дошло до ушей короля Ричарда. Леди Маргрит находится в безопасности под охраной своего мужа. Я прибыл лично от лорда Стэнли, чтобы заверить вас в его любви к ней и, что хотя у нее нет возможности послать вам известие или помощь, она не испытывает никаких неудобств.
Наступила долгая пауза, в течение которой Генрих внимательно всматривался в глаза курьера. Тот благодарил Бога, что говорит правду, так как казалось, что этот пристальный взгляд разорвет его душу. По сути дела, немногие могли лгать Генриху, так как он всех подозревал во лжи и всегда видел колебания или изменение интонации, которые другие не могли заметить. В данном случае, однако, его сосредоточенный взгляд, каким бы пугающим он не был, всего лишь скрывал его борьбу со своими неуправляемыми мыслями и желудком. Его облегчение было настолько сильным, что он едва сдержал приступ рвоты и слабости. Он понимал, что показав свое облегчение, он тем самым покажет Стэнли и свои слабости, поэтому он проглотил слюну и улыбнулся. Растянутый в гримасе тонкий рот, обнаживший зубы, только усилил ужас курьера.
– Я рад это слышать, – прошептал Генрих. – Я не забуду отблагодарить за это вашего лорда. Ему и его людям не поздоровится, если леди Маргрит будет причинен хоть какой-то вред. – На прощание Генрих добавил еще несколько менее угрожающих слов, а затем снял с пальца дорогой, красивый перстень и протянул его курьеру: – Вестников с хорошими новостями с радостью принимают и с добром отпускают. Иди с миром.
– Зачем ты дал ему этот перстень, Гарри? – спросил Джаспер. – Видит Бог, у нас не хватает денег. Если ты хотел избавиться от него, я заложил бы его.
– Это хорошая новость, – пробормотал про себя Генрих, – очень хорошая, лучше не бывает.
– Конечно, это хорошая новость. Поверь мне, у меня все внутри переворачивалось от страха за твою мать, но разве это повод, чтобы расстаться с таким перстнем?
– За мою мать? О, да, слава Богу, что она здорова. Но я говорил не об этой новости. Стэнли хочет обезопасить свое будущее. Если мы приведем армию, он не будет защищать Ричарда.
Теперь Джаспер ухватил ход мыслей Генриха, и его покоробила их холодность.
– Некоторые мужчины действительно любят женщин, – сухо ответил он.
– Да, – раздраженно ответил Генрих, – и моя мать из тех женщин, в которых легко влюбиться. Я не говорю, что он оберегает ее, чтобы заручиться моим расположением, но он послал этого курьера именно с этой целью. Значит, он боится, ждет или даже желает моего успеха. А если это чувствует Стэнли, то значит не крепко держит Англию.
– Это хорошая новость, но я все-таки не понимаю, для чего нужно было отдавать курьеру перстень, на который можно целую неделю содержать вооруженный отряд.
– Для того чтобы курьер, а через него и его хозяин не подумали, что меня может волновать стоимость
