Осириса». Загробный ритуал, рассматриваемый в «Изречении 600», относился не столько к бальзамированию тел умерших фараонов, сколько к душам усопших царей, а если точнее — к астральным душам, которые должны были соединиться с Осирисом-Орионом в звездном Дуате. Осирис в этом случае был, конечно, Осирисом-Орионом. И я нашел то, что искал: «О, Гор, эти (звездные души усопших) царей — это Орион-Осирис, эти их пирамиды — Орион-Осирис, эти их сооружения — Орион-Осирис…»
Внезапно я понял, что не только три великие пирамиды, но и их сестры из Мемфисского некрополя имеют свои звезды в небе. Теперь, когда пирамиды определены как земное отражение пояса Ориона, они могут послужить ориентиром при определении относительного положения сооружений, являющихся аналогами других звезд Дуата. Таковыми могут оказаться две пирамиды в Дашуре и те, что расположены в Абу-Руваше и Завиет эль-Ариане. Пирамиды Четвертой династии, без сомнения, могли быть размещены по какому-то единому плану. И тут я с воодушевлением вспомнил, что две из пирамид, о которых я подумал, Джедефра в Абу-Руваше и Небка в Завиет эль-Ариане, носят «звездные» имена: «Джедефра является звездой Сехету», и «Небка — это звезда»* [25]. «Звезда Сехету» — это звезда Дуата. Какой еще звездой она может быть?
Я расстелил карту района Мемфиса и сравнил ее с картой участка звездного неба, в котором находится Орион. Тщательно совместив пирамиды группы Гизе со звездами пояса Ориона, я увидел, что пирамида Небка в Абу-Руваше соответствует звезде Саиф, или «левой ноге» созвездия, а пирамида в Завиет эль-Ариане представлена звездой Беллатрикс, или ее «правым плечом». Других известных пирамид, которые соответствовали бы каким-либо ярким звездам, к примеру, Бетельгейзе и Ригелю, не было, поэтому я заключил, что они либо никогда не были построены, либо их разобрали, а их основания были занесены песками Восточной пустыни. Учитывая, в каком состоянии находились пирамиды в Завиет эль-Ариане и Абу-Руваше, это предположение имеет смысл. Таким образом, пять или семь ярких звезд Ориона могут соответствовать пирамидам Четвертой династии.
Пирамиды Дашура, однако, поставили меня в тупик. Они не являлись частью изображения «нашего», современного Ориона, и это я сообразил только много позже. А в то время мне было достаточно, что моя теория «совпадений» получила еще одно доказательство.
И я подумал, что наступило самое время рассказать о ней специалистам и выслушать, что они думают по этому поводу.
7
ТЕОРИЯ ЗВЕЗДНОГО СООТВЕТСТВИЯ
I
ГОВОРЯТ ЭКСПЕРТЫ
В конце 1983 года я подготовил короткий доклад о теории звездного соответствия, как я ее назвал, снабдил несколькими набросками и направил все это в Британский музей. Я еще жил в Эр-Рияде и знал, что до Европы мое письмо доберется не скоро. Но ответ пришел намного раньше, чем я ожидал. Это было письмо от профессора Т.Г.Х. Джеймса, хранителя египетских древностей музея. Эту должность до него с 1954 по 1974 год занимал доктор И.Е.С. Эдвардс; а еще раньше — немало известных лиц, среди них — Валлис Бадж и Сэмюэл Бирч. Ответ Джеймса был удручающим — он хоть и признал, что моя теория могла бы объяснить некоторые факты, но все же не принял в качестве объяснения порядка размещения пирамид. Он полагал, что две пирамиды в Дашуре очевидно не вписываются в мою схему, и, кроме того, отмечал, что не существует ни одного древнего автора, чьи слова можно было бы расценить как подтверждение моей гипотезы.
Я был очень разочарован тем, что его не заинтересовали мои мысли. Конечно, многие вопросы нуждались в дополнительной проверке, да и его слова о пирамидах Снофру в Дашуре имели резон, но я не ожидал, что он отвергнет саму идею. А что он считал «беспристрастной проверкой» и почему думал, что не существует античных доказательств моей теории? А статьи Бадави о шахтах пирамиды Хеопса, указывающих на Пояс Ориона? Да и расположение пирамид Гизе говорит само за себя. По крайней мере, не стоило эту теорию отвергать с порога, она заслуживала более внимательного рассмотрения. В конце концов я заключил, что странные формулировки доктора Джеймса — это стремление облечь в вежливую форму свое мнение о том, что совпадение плана расположения пирамид Гизе и звезд Пояса Ориона — не более, чем совпадение.
Мой опыт научил меня, что совпадения — вещь редкая. Само это слово мы используем, когда не можем объяснить, почему какие-либо события следуют друг за другом. Но этим словом никогда не пользуются те, кто видит причинную связь событий и фактов. А факты, которые были у меня, такую связь определенно имели. Тексты, нанесенные на стенах пирамид Пятой династии, по всей видимости, описывали события, которые имели место в эпоху Четвертой династии, предшествовавшую времени написания «Текстов пирамид». Эти древние записи, как мы уже видели, определенно говорят нам, что усопший Осирис-царь становится звездой в созвездии Осириса-Ориона. И шахта пирамиды Хеопса, как считали Бадави и Тримбл, была направлена во времена ее создания на пояс Ориона. Также очевидно, что пирамида Менкаура имеет необъяснимо малый размер и стоит в стороне от диагонали, по которой выстроены две первые пирамиды. Это может быть объяснено только стремлением привести в соответствие расположение пирамвд и звезд пояса Ориона. Все это — и многое другое — было для меня более чем «подтверждением древнего автора».
В сентябре 1984 года я взял короткий отпуск, чтобы провести его в Англии. Сразу по прибытии в Лондон я решил нанести визит в Британский музей, повидать доктора Джеймса и попытаться его убедить воспринимать мои доводы более серьезно. Доктор Джеймс, однако, меня принять не мог. Молодая ассистентка — я думаю, что это была доктор Кэрол Эндрюс — отнеслась ко мне очень внимательно, и, когда поняла, что дело касается пирамид, посоветовала обратиться к доктору Эдвардсу, предыдущему хранителю египетских древностей. Хоть он и отправился в 1974 году на пенсию, но продолжал очень активно работать в этой области и в настоящее время занимал пост вице-президента в Египетском исследовательском обществе. Не было сомнений, что Эдвардс для большинства ученых являлся признанным авторитетом во всем, что касалось египетских пирамид, и его мнение было не только ценно с научной точки зрения, но имело больший вес. Я согласился, что мне следует как можно быстрей послать в музей свою работу, чтобы ее передали доктору Эдвардсу. Я сделал это неделей позже, когда уже был во Франции. Ответ пришел уже в Эр-Рияд в октябре 1984 года, и этот ответ сильно отличался от письма, которое я получил до того. Привожу здесь письмо доктора Эдвардса с любезного разрешения автора* [1]:
