— Ох, ох, я едва узнаю вас обоих. Ну и парочка! Ваши лица похожи на две миски со вчерашней кашей.
— Поцелуй меня в зад, — сказал сдавленный голос. Эти слова резко оборвали смех Берты.
— Что… что ты сказал, милорд?
— Покажи мне свои ноги.
«Проклятая птица проявила настоящий талант к подражанию голосам», — подумал Эйрик.
— Ну, не думала я, что доживу до такого, милорд. Твоя блаженной памяти бабушка, должно быть, перевернулась в гробу оттого, что ты повышаешь голос на такую старуху, как я. Правда, не могу пожаловаться, что мне трудно залучить мужика к себе в постель даже теперь. — Берта попыталась втянуть свой огромный живот и гордо выставила вперед огромные груди.
Глаза Эйрика недоверчиво расширились. Старая ведьма явно решила, что его привлекают ее непомерные прелести.
— Я вот думаю, не появился ли у тебя вкус к мясу постарше, — робко добавила Берта, бросив многозначительный взгляд на Идит.
— Довольно, — произнесла Идит самой надменной из своих интонаций хозяйки замка, — немедленно убирайся отсюда, если тебе дорога твоя старая шкура. Я зайду на кухню, как только проверю пчел.
Немного присмирев, но все еще посмеиваясь, Берта направилась к двери.
— Да смотри, чтобы в калачах больше не было долгоносиков, как накануне моего отъезда в Соколиное Гнездо. И нечего рожу кривить, ленивая баба. Я проверю сама всю муку и каждую букашку, которую обнаружу, положу собственноручно тебе на язык.
Берта заковыляла прочь, бормоча что-то в адрес неблагодарных хозяек.
— И смотри у меня: чтобы внизу не поползли никакие слухи насчет того, что ты… здесь увидела, — добавила Идит.
Берта неодобрительно пощелкала языком:
— Как будто каждый, у кого есть глаза, не увидит сам, что вы собой представляете.
Идит пошла было вслед за Бертой, однако Эйрик остановил ее, загородив дверь рукой:
— Мы сейчас поговорим.
Идит неприязненно взглянула на него:
— Я не желаю говорить с тобой — ни сейчас, ни потом.
— Тогда у нас получится замечательный брак.
— Никто тебе его и не обещал.
— Ты поклялась в честности.
— И не обманула.
— Я спрашивал тебя, перед тем как… сделал то самое… что сделал, — произнес Эйрик, с трудом подыскивая приемлемое слово для своего грубого поступка. — Ясно спросил, не обманывала ли ты меня, а ты заколебалась…
— И ты счел мою нерешительность за подтверждение своих подлых подозрений?
— Нет, этого не было. Я просто пытаюсь объяснить.
Глаза у Идит сердито сверкнули, она с вызовом встала перед ним, вскинув голову и подбоченясь. Внезапно Эйрик понял, что в юности она могла считаться красавицей. С таким огненным нравом, да еще если прибавить хоть немного природной красоты, она могла быть женщиной, стоящей золота в свой вес. Нет, не золота, серебра, напомнил себе Эйрик, вспомнив слова Вилфрида о Серебряной Жемчужине Нортумбрии.
— Прекрати, — потребовала Идит, нетерпеливо топнув маленьким кожаным башмачком по тростнику.
— Что?
— Глядеть на меня… вот так.
— Как?
— Будто я одна из твоих шлюх.
— Вряд ли.
Его неопределенное замечание не устроило ее.
— Ты так меня оскорбил, что я вот-вот лопну от злости.
— Да? Тогда не держи, гордячка, себя в узде, сделай это.
— Что сделать?
— Лопни.
— Уфф! С тобой бесполезно говорить. Почему бы тебе не отправиться в Йорк и не помучить одну из своих любовниц?
Эйрик почувствовал, как лицо его вспыхнуло, — она словно прочла его мысли. И ему не. понравилось, что она слишком легко приняла существование в его жизни других женщин. Правда, от женщины как раз и требуется быть покорной своему мужу и смотреть сквозь пальцы на его загулы. Ведь это в натуре мужчин — искать себе все новых любовниц, так было во все века. Но его задевало то, что она практически толкала его в руки любовницы.
Идит злобно глядела на него, ожидая ответа. Вне всяких сомнений, вооруженная до зубов еще какими- нибудь едкими замечаниями. И вдруг случилось неожиданное. Ее губы начали подергиваться, и она поспешно прикрыла их обеими руками. Охваченный подозрением, он наклонился к ней, и ему показалось, что он услышал какой-то писк.
Затем понял.
Женщина смеялась над ним. Она посмела смеяться над своим супругом. Надо иметь мозги как у блохи, чтобы искушать таким путем его и без того распалившийся нрав.
— Ох, я ничего не могу с собой поделать, — призналась она. — Ты выглядишь таким смешным, стоишь тут, как разъяренный бык, а сам похож на пухлое тесто в красных крапинках.
— Так ты, стало быть, считаешь меня смешным? — процедил Эйрик, надвигаясь на нее. — А ты хоть имеешь представление, что сделали с твоей внешностью неожиданное купание и слезы?
Не успела она запротестовать, как Эйрик повернул ее к полированному металлу и заставил поглядеть на себя.
— О Боже.
— Вот именно, о Боже.
— Пожалуй, Берта была права. Мы выглядим под стать друг другу.
Внезапно Идит, казалось, поняла, что слишком легко перестала злиться на Эйрика, раз смеется вместе с ним. Приняв хмурый вид, она недовольно фыркнула и направилась к двери. Эйрик подумал, что лучше всего ему извиниться прямо сейчас, пока к ней не вернулось обычное раздражение.
— Иди сюда. — Он подвел ее к стулу и мягко толкнул на него. Затем подвинул другой стул, чтобы они могли сидеть, касаясь друг друга коленями, лицом к лицу.
Идит сделала попытку встать, но он взмахом головы снова усадил ее.
— Нет, ты будешь сидеть и слушать. Мне будет не просто рассказать тебе о всех причинах своего дикого поведения, но ты заслуживаешь объяснения. Все связано с этим проклятым дьяволом, Стивеном из Грейвли.
Идит с интересом вскинула голову и уселась поудобней, прижав пальцы к крепко стиснутым губам. Бросив на него опасливый взгляд, она наконец сказала:
— Я слушаю.
Идит видела, как ее супруг неловко заерзал на стуле.
Мягкая белая рубаха закрывала его крепкое тело и руки до запястий, а выцветшие коричневые штаны обхватывали мощные мышцы на ляжках и икрах до щиколоток, однако по распухшему лицу и покрасневшим ранкам от укусов, видневшихся за вырезом рубахи, можно было понять, что он ужасно страдает от желания расцарапать все тело.
«Господи», — подумала она, вспомнив ту вульгарную вещь, которую он проделал с ней.
Пока Идит не встретила Стивена, она была само воплощение скромности, не позволяя ни одному мужчине прикасаться к себе, даже для скромного поцелуя. И Стивену потребовалось много месяцев ворковать над ней, убеждая в своей любви, и лишь после этого она позволила самый интимный из всех
