Вполне вероятно, он давным-давно подозревал нечто подобное. Допускал, что именно ДЛЯ НЕГО долго-долго, целых девять циклов ожидаемый выпуск «просто так» не произойдёт.
Всё-таки он был сыном Первейшей.
Верховной главнокомандующей.
Единоличной правительницы самой большой страны мира.
Ещё он был сыном человека, которого все в этом мире почитали как Героя.
Родился сын после смерти отца, никогда не видел его, знал только по рассказам отцовских соратников и статьям в энциклопедиях. Однако с некоторых пор почему-то ощущал, что родитель в его жизни ещё далеко не все «роли» сыграл. По крайней мере, лишь ролью «зачинателя», и в этом сын был твёрдо уверен, отец не ограничился…
Между прочим, в архивной записи этого забега сохранилось ещё одно смазанное, нечёткое воспоминание. Когда принц выбрался из переплетения технических тоннелей и, строго следуя инструкции, двигался по спиральной галерее, опоясывающей шпиль административного корпуса, в глубине одного из боковых ответвлений ему почудилась ЗНАКОМАЯ фигура. Он не виделся с матерью достаточно давно, но перепутать, принять за неё какую-то другую женщину – никак не мог.
По этой причине бегущий решил, что силуэт матери ему попросту померещился. Естественное желание обделённого лаской и теплом ребёнка – встречаться с мамой почаще – подсознание воплотило в зрительный образ. Но почему именно в те напряжённые минуты?.. Когда у него не было ни малейшей возможности отклониться от заданного приказом курса, чтобы проверить, действительно ли там кто-то стоит…
Тич села на кровати, сдавила руками виски, пульсировавшие болью, которую этот СОН всегда приносил с собой и оставлял после… Унять её не могли никакие лекарства. Можно было только заставить себя забыть о ней. Позабыть сон, позабыть боль. Не вспоминать о войне.
Отбросив одеяло, Тич встала, потянулась, сделала несколько круговых движений головой, так что хрустнули шейные позвонки, и даже не поморщилась, когда в висок (сейчас левый) словно воткнулся длинный острый шип, – только слегка дёрнулся глаз. За более чем два десятка лет она научилась терпеть и пережидала приступы молча. Не набросив на себя даже лёгкой накидки – она всегда спала обнажённой, – девушка отправилась на кухню; призывный сигнал терминала застал её на полпути.
Недоумённо дёрнув плечом, Тич поспешно вернулась в комнату. Это переливчатое сочетание тонов принадлежало только одному человеку в мире, который мог без спроса вторгаться в её личную жизнь всегда, в любое время суток. Этот вызов нельзя проигнорировать, если хочешь существовать не хуже, чем прежде. Госпожа может превратно истолковать невнимание, даже если часы показывают время, мягко выражаясь, предрассветное.
Пустая проекционная сфера экрана коммуникатора золотисто мерцала – Амрина Инч Дымова редко контактировала со своими подчинёнными визуально, чаще всего стиль её общения сводился к скупым словам текста, да и те набирали на сенсорах клавиатуры референты.
– Тич!
Звук голоса Амрины застал девушку врасплох, и она инстинктивно прикрылась руками; от неожиданности забыла напрочь, что и её собственный терминал не настроен на полный визуальный режим.
– Тич! – В голос Амрины вплелись нотки раздражения. – Ты меня слышишь?!
– Да, госпожа! – Девушка, судорожно поискав глазами, что бы на себя набросить, не придумала ничего лучшего, чем завернуться в одеяло.
– Срочно ко мне!
– Прямо сейчас? – Изумлённая Тич допустила неслыханную дерзость. Она позволила себе уточнить приказ!
Но в это более чем раннее утро продолжало твориться нечто неслыханное: госпожа позволила себе лёгкий смешок.
– Нет, сначала можешь одеться, – сказала, отсмеявшись. – Явишься ко мне в восемь, и не опаздывай… дорогуша.
Золотистый цвет экрана сменился на серый – Амрина отключилась. Тич в изнеможении опустилась на кровать.
«Одеться? Что бы это значило?..
Госпожа меня видела? Но как?! Терминал не задействован на двухсторонний визуальный режим… Или госпожа просто знает?.. Но откуда? Возможно, за мной следят… А это «дорогуша»… Бр-р-р!»
Тич зябко поёжилась, несмотря на тяжёлое витмарское одеяло, плотно облегавшее тело.
Столь «ласковое» обращеньице тянуло на пожизненное заключение или, в лучшем случае, на смертную казнь. Если бы не особое положение Тич при дворе…
Продолжая гадать, что же такое срочное потребовалось от неё Верховной, в чём она НАСТОЛЬКО проштрафилась перед госпожой, девушка лихорадочно засобиралась: большими глотками выпила обжигающий тоник, который принципиально не хотела называть земным словом «кофе». Давясь, проглотила пачку малиновых слайсов, большой комок шоколада, фаршированную булочку и сочный тэк – кусок в горло не лез, но мозгу необходимо питание, от этого зависит качество её работы. Иначе, естественно, Тич никогда бы не ела так рано, ни свет ни заря. Голодный желудок вносит слишком сильные помехи.
Несмотря на спешку, миновало чуть ли не полчаса. Девушка скользнула в форменный комбинезон, ладонями энергично взлохматила короткие волосы; широкая серая лента, «опоясавшая» голову, почти скрыла лоб. Три голубенькие шестерёнки старшего майора научно-технических войск светились из-под чёрных прядок тускло, будто в засаде прятались…
Серебристые закольцованные змейки генералитета Дворцовой службы, несомненно, сияли бы куда ярче.
Тич усмехнулась, повернулась к дверцам шкафа-купе и бросила на себя быстрый взгляд. Зеркальная панель отразила бледное, чуть осунувшееся лицо с лёгкими синеватыми тенями под глазами. Никаких косметических средств, никаких парфюмерных ароматов, нагружающих рецепторы посторонними сигналами. Только чистота, едва ли не стерильная!
Для чистоты приёма.
Девушка в офицерской форме торопливо шагала по пустынным, ещё полутёмным коридорам улиц. Город пока что спал, поэтому освещение было слабым, приглушённым. Когда наверху день, здесь, под поверхностью, светильники горят на полную мощность. Но лампы, конечно же, не способны заменить настоящее солнце, несмотря на то, что их спектр содержит в себе ультрафиолетовые лучи. Однако Тич не скучала по солнцу и облакам. Открытому небу она предпочитала уютный свод над головой. Сталепласт казался куда более надёжным. Такой НЕ УПАДЁТ на голову…
Редкие прохожие, хмурые и не выспавшиеся, медленно брели от транспортных туннелей, по которым с шипящим свистом проносились составы местной сквозьземки. Люди возвращались в спальный сектор после ночной смены. Тич ловила на себе их недоумённые взгляды: она единственная из всех прохожих направлялась не домой, а из дома.
Обычно взгляды эти её мало беспокоили. Намного сильнее раздражали чужие эмоции, ударными волнами окатывающие мозг. Конечно, она давным-давно научилась игнорировать ментальные выпады, ставить защитные блоки, благодаря которым чужие мысли и эмоции можно было воспринимать в качестве неразборчивого фонового шума. Это походило на то, как человек с обыкновенными органами чувств воспринимает голоса в толпе: они сливаются в одно сплошное бормотание, в котором изредка улавливаются отдельные слова. Но сегодня Тич трудно было сосредотачиваться и устанавливать качественную защиту. То ли сон виноват, то ли боль, затаившаяся в висках…
Или непонятный приказ в сочетании с ещё менее понятной «ласковостью» госпожи, устрашившей куда больше, чем открытая немилость.
…В этот миг Тич вдруг испытала явственное ощущение: её окатило струёй липкой грязи.
Женщина, лицо снулой рыбы, глазки как булавочные головки. Глянула на девушку, словно уколола, – недобро, а подумала ещё злее. Интересно, почему вдруг она так ненавистна этой уставшей женщине?.. Но влезать в её память и выяснять причину Тич не стала. Некогда, да и незачем.
А эта девица мимолётно отметила, что учёная пигалица, мол, в таком возрасте уже стармай, и заподозрила… ага, что «дала» кому надо. Интересно, правда ли, что до возвращения войны в этот мир люди
