навалился на грудь пострадавшего и его правую ногу, фиксируя его. Доктор быстро оттянул переломанную выше колена кость и приставил ее к верхней части бедренной кости.
Тори сдерживала напрягшиеся мускулы, прилагая все свои силы. Она слышала, как заскрипели края сломанной кости, когда их соединили. И тут мышцы пострадавшего обмякли.
— Он потерял сознание, бедняга, — сообщил Ран-си, быстро дезинфицируя открытую рану, где кость прорвала ткани тела, потом начал туго стягивать поврежденное место. — Практически ни черта нет под рукой. Может быть, придется переделывать, когда его завтра положат на мой стол, но во всяком случае отломки не нанесут новых повреждений, когда он будет трястись на повозке, — мрачно сказал он.
Тори почувствовала подступающую тошноту, но пересилила себя и подошла за доктором к другому мужчине, лежавшему на земле. Она встала на колени возле стонущего возчика, врач быстро и умело его обследовал, потом с грустью покачал головой.
— Повреждены и заполнились кровью легкие, — прошептал он. — Не можете ли вы посидеть с ним несколько минут? Он долго не протянет.
Тори кивнула, сдерживая слезы. Юноша казался ровесником Сандерса. Лицо искажено агонией, он кашлял кровью. Она вынула свою фляжку и помыла ему лоб.
— Лежи спокойно, не пытайся говорить. Некоторое время он держал ее за руку, потом прошептал что- то невнятное и затих. Тори накрыла его одеялом и, пошатываясь, встала. Услышав голос доктора, она повернулась и побрела к нему по грязи.
День стал клониться к вечеру. Работая, Тори глазами искала высокую фигуру Риса среди работавших. Откопали всех пострадавших, живых и мертвых, и разместили на повозках. Вытащили мулов, которых удалось откопать, но телеги с рудой придется откапывать позже, когда удастся собрать нужное количество людей. Оставаться еще в этом аду не могли ни спасатели, ни спасенные.
Всю жизнь Тори опекали и лелеяли родители. Хедда оберегала дочь от вида любых неприятностей. Однажды она спросила мать, можно ли ей пойти помочь Лауре Эверетт, когда в гостинице случился пожар и нужны были люди. Хедда в ужасе отказала. Глядя на свою помятую, испачканную грязью и кровью одежду, она скривилась, представляя себе, что бы ей наговорила Хедда, увидев ее.
Она стояла, потирая ноющую поясницу, и наблюдала за окончанием работ с чувством удивления и свободы. Доктор и многие рабочие хвалили ее за помощь. Но она неожиданно поняла, что дорожит мнением лишь одного человека. И вот откуда-то появился Рис. Он шел по грязной дороге широкими, уверенными шагами. Он нес какой-то странный грязный комок с вертящимся хвостом. Щенок возбужденно гавкнул, когда Рис остановился перед Тори, неловко держа в руках маленькое извивающееся создание.
— Это собачка одного из погибших рабочих. Ты поедешь в больничном фургоне. Я подумал, что, может быть, ты позаботишься об этом песике, пока мы не приедем в город.
Тори почесала лохматый подбородок животного. В награду он лизнул ее руку. Она обрадовалась. От тяжелой усталости, которую она испытывала минуту назад, не осталось и следа.
— Да, конечно, Рис. Я всегда любила собак. Он озадаченно взглянул на нее, полагая, что в детстве она ни в чем не знала отказа.
— Неужели у тебя не было собаки? — спросил он, когда она с готовностью взяла у него лохматый комочек.
Яростно крутящийся хвостик щенка обрызгал грязью их обоих, но Тори лишь смеялась и чесала его головку.
— Мама говорила, с ними много хлопот и они пачкают одежду. — Она помолчала, глядя на Риса с задумчивостью маленькой девочки. — Можно взять ее себе?
Он улыбнулся так же, как и она, и почесал щенку шею.
— Я надеялся, что ты спросишь об этом. У нас в Логове дракона сколько угодно места и для собачек… и для детей, — добавил он.
Наступил ясный золотистый рассвет необычно теплого дня после целой недели пасмурной холодной погоды. В горах Сан-Хауна погода в конце сентября всегда была непредсказуемой. Когда Рис проснулся, то обнаружил, что лежит один на просторной кровати. Он потянулся, разминая уставшие мышцы, сел на краю кровати, потом встал, взял халат. Надевая халат, он подумал, куда же подевалась его жена. Но она всегда просыпалась раньше его.
Накануне ночью они вернулись домой уставшие, забрызганные грязью. Быстренько приняв ванну и торопливо перекусив тем, что собрала им миссис Крей-тон, они заснули мертвым сном. Рис так измотался за тридцать шесть часов без сна, что даже не подумал о близости с Тори. Когда они уходили в спальню, она неохотно отдала грязную собачонку на попечение своей кухарки. Вспомнив, как заботливо Тори отнеслась к щенку, он улыбнулся, догадавшись, где она находится.
Его ждал приятный сюрприз. Подойдя к кухне, он услышал мягкий, веселый смех Тори и звонкий лай. Нагнувшись в углу у большого медного корыта, она мыла щенка. Ее волосы спутались и намокли, мыльная пена свисала с кончика носа, а она держала и скребла извивающийся клубок шерсти, который пытался выпрыгнуть из корыта. — Не смей вылезать, грязнуля! Твоя шерстка так слиплась от глины, что превратилась в глиняную корку. Посмотрим, что скрывается под всей этой грязью. — Она повернулась к кухарке, которая стояла рядом с кувшином чистой воды. — Ну, поливайте, думаю, она не захлебнется.
Миссис Крейтон, заразившись веселым настроением своей молодой хозяйки, не обращала внимания на то, что обычно безукоризненно чистый пол на кухне был залит водой.
— Посмотрите-ка, да она почти белая, — воскликнула женщина и окунула собачку с головой. Тори тут же вынула щенка из корыта и поставила на пол, позволив отряхнуться. Слабые ножки собачонки заскользили на мокрых, скользких плитках пола.
— Она в самом деле белая, — воскликнула Тори с восторгом, закутывая собачонку в пушистое, белое полотенце, начиная вытирать ее. — Когда вся шерстка высохнет…
— Тогда тебе самой понадобится принять ванну, — закончил за нее Рис, становясь на одно колено, чтобы поцелуем снять с ее носа пузырьки пены и пригладить выбившийся локон. — Давай, я помогу тебе, — одной рукой он взял собачку, а другой помог ей подняться. Он рассматривал собачку с напускной суровостью, пока Тори оправляла помятое платье и занималась рассыпавшейся прической, из которой выскочили почти все шпильки.
— Гм-м, как же мы назовем тебя? — Он погладил комочек белой шерсти, завернутый в полотенце, задумался. — Я не приближался к собакам с тех пор, как покинул приют Святого Винсента. Сестра Фрэнсис Роуз держала большую зверюгу, черно-белую овчарку, дети ее звали Пастух.
— Я хочу назвать эту собачку как-то необычно. Дай мне время придумать ей имя. — Она взглянула на свое платье и вздохнула. — Мне, пожалуй, надо переодеться и поправить прическу.
— Надень что-нибудь попроще для прогулки. Поедем с нашим безымянным компаньоном на пикник, — предложил Рис. — А миссис Крейтон попрошу позаботиться о закусках. Иди переодевайся, а я присмотрю за этим шельмецом. — Он щелкнул пальцем по висящему уху, щенок в ответ зашелся лаем.
Тори нервно поглядывала на своего мужа. Он управлял лошадьми, запряженными в небольшую коляску, катившую вверх по извилистой горной дороге. Они уже изрядно удалились от города. Ветер трепал его кудри, постоянно отбрасывая непокорный локон ему на лоб. На нем были темная рубашка с открытым воротом и коричневые брюки. Он больше был похож на работника ранчо, чем на свежеиспеченного миллионера. Ослабив поводья, Рис дал лошадям волю, и они бежали ленивой рысцой, а он, казалось, наслаждался теплом солнца, светившего ему в лицо.
— Скоро уже ляжет снег, — сказала Тори, стараясь не думать о том, насколько он красив, или о том, как ей хочется протянуть руку и пригладить этот локон, упавший на его лоб.
Он улыбнулся и взглянул на нее.
— Там, куда мы едем, всегда тепло, — загадочно произнес он. — Необыкновенное место, вот увидишь. Я наткнулся на него во время долгой прогулки весной.
Они ехали еще полчаса по широкой долине, раскинувшейся между двумя вершинами, потом повернули на еле заметную тропу, которая вела вниз между остроконечными скалами. За изгибом тропы показался ручей, вскипавший множеством пузырьков и отливавший серебром в лучах полуденного солнца. Ручей, питаемый родниками, расширился, протекая через небольшой уединенный каньон. Отвесные, гладкие стены каньона обрамляла роскошная зелень позднего лета. Рядом с ручьем высились тополя, шелестевшие золотистыми листьями, в центре каньона ручей разливался несколькими озерцами со вскипающей от
