– Я тоже думала, что Он гневается на меня. Но этого не может быть: Господь добр, все, что Он творит, есть добро.
Ральф нахмурился.
– Уже трое моих сыновей, – пробормотал он, и Аннунсиата поняла, о чем он думает – о себе она могла бы сказать так же. Однако слушая подобные слова от другого человека, она возмутилась всем существом.
– Смерть означает для нас скорбь, – проговорила она, – но мы печалимся только из-за собственной утраты. Для наших усопших смерть – это облегчение, путь к славе, – мгновенная улыбка тронула губы Ральфа, и Аннунсиата покачала головой. – Вижу, вы слишком долго общались с диссидентами, кузен. Их жизнь слишком печальна, ведь даже вера не дает им утешения.
Ральф думал о своей матери и о всех других людях, без страха встречающих смерть, поскольку вера давала им силы. Он думал о спокойном, радостном лице Святой Девы и смотрел в прекрасное уверенное лицо женщины, стоящей перед ним. Если бы он смог поверить, что его дети попадут к любящему Отцу, он освободился бы от тяжести собственной вины.
– Вы должны наставить меня на путь истинный, графиня. Помогите мне вновь обрести веру!
Она сухо кивнула, но прикосновение ее руки было нежным и успокаивающим. Обменявшись с Ральфом взглядами, Аннунсиата вновь принялась хлопотать вокруг гостей.
Весна началась довольно рано, и к Благовещенью установилась подходящая погода для увеселительных поездок. Ральф устроил пикник в день рождения Аннунсиаты. Они не стали уезжать слишком далеко от замка из-за хлопот с детьми и нездоровья Арабеллы – только спустились на луг, перебравшись через реку близ Клифтона. Когда-то эти земли принадлежали Морлэндам и относились к поместью Уотермилл. Слуги поехали вперед, чтобы сделать приготовления, и когда кавалькада наконец прибыла на место, там уже был установлен тент для тех, кто не выносил пребывания на солнце, расстелена скатерть, на которой разложили аппетитные закуски. Неподалеку устроились музыканты, чтобы услаждать слух господ.
Аннунсиата искренне радовалась празднику.
– Как любезно с вашей стороны было взять на себя все заботы, – сказала она Ральфу.
– Для меня это было совершенно не трудно, – улыбнулся Ральф, и Берч, помогая Аннунсиате устроиться на почетном месте, многозначительно взглянула на хозяйку. Берч очень подружилась с Ральфом за зиму, подумала Аннунсиата. Пора было напомнить Берч о ее положении служанки.
Все с удовольствием уплетали еду, веселились от души, дети танцевали, а затем выбежали на солнце, радуясь освобождению от скучных уроков. Восьмилетний Мартин, нынешний наследник замка Морлэндов, казался настороженным – он видел, что у него появились соперники, завоевывающие внимание обожаемой сестренки Дэйзи. Дэйзи не пыталась уговорить его поиграть с близнецами, которым уже исполнилось четыре с половиной года, и даже теперь, когда новизна знакомства с ними немного поблекла, Дэйзи часто предпочитала их общество компании Мартина. Дэйзи играла с Арабеллой, как с большой куклой – оправляла ее платьице, разглаживала кудряшки и пыталась носить на руках, хотя оба близнеца были крупными для своего возраста, и для шестилетней Дэйзи Арабелла оказывалась тяжеловатой. Отношения Дэйзи с маленьким лордом Баллинкри были совершенно иными: он приказывал ей, дразнил девочку и требовал оказывать почтение к себе, чего никогда не делал Мартин, и сам этот факт вызывал у Дэйзи любопытство. Аннунсиата тайком думала, что когда-нибудь Хьюго получит хорошую оплеуху от маленького, но решительного кулачка Дэйзи. Хьюго рос слишком самоуверенным, и хотя он был весьма умен для своего возраста и поэтому избалован, Аннунсиата думала, что вскоре ей придется всерьез взяться за воспитание сына. Единственным способом утихомирить его оказывалось холодное напоминание Берч, что если Хьюго виконт, то его младший брат – граф, и имеет перед ним все преимущества. Берч быстро превратилась в улучшенное и дополненное издание Эллин и держала обожаемых ею детей в ежовых рукавицах. Она наказывала их гораздо чаще, чем отец Сеймур, но Аннунсиата замечала, что при всей самоуверенности Хьюго он гораздо чувствительнее, чем думает Берч. Сознание того, что малыш Джордж всегда будет занимать более высокое положение, сильно уязвляло Хьюго. Аннунсиата решила поговорить с Берч об этом. Хьюго нуждался в любви к себе, которая бы не зависела от его титула.
Мартин тихо сидел рядом с сыновьями Люси – четырнадцатилетним Кловисом и двенадцатилетним Эдуардом. Кловис становился все беспокойнее, он жаждал вернуться в Лондон и продолжить там свою карьеру. Король возвратился в столицу в феврале, и хотя голос Кловиса уже ломался, он мог оставаться в капелле, а со временем занять и более высокое положение. Король никогда не оставлял без внимания просьбы Аннунсиаты, так что в ее силах было помочь мальчику.
– О чем это вы так задумались? – спросил Ральф, прерывая беседу.
– Думаю, что пришло время Кловису вернуться ко двору, да и Эдуарду тоже – какая жалость, что его голос пропадает зря, он уже давно не упражнялся.
– О! – разочарованно протянул Ральф, а спустя минуту спросил: – Так вы возвращаетесь вместе с ними?
– Не знаю. Там я могу принести своей семье больше пользы, – Аннунсиата подозвала Берч: – Берч, кажется, Дэйзи опять хочет взять Арабеллу на руки. Останови ее.
– Конечно, миледи. Привести Арабеллу к вам?
– Нет, просто последи за ними. Похоже, Дэйзи не понимает, что Арабелла живой человек, а Арабелла слишком терпелива.
Берч отошла, а Ральф тихо засмеялся. В ответ на недоуменный взгляд Аннунсиаты он объяснил:
– Я до сих пор не могу привыкнуть к вашему новому положению. Маленькая Аннунсиата беспокоилась только о своих нарядах и выходках, неприличных для леди, а теперь вы мать троих детей, графиня!
Аннунсиата усмехнулась.
– В душе я нисколько не изменилась. Мне все еще хочется ездить в мужском седле и болтать голыми ногами в ручье, и вообще делать все то, за что никто не наказывает мальчишек. Я с ужасом думаю, сколько наказаний мне пришлось бы вытерпеть, если бы вы так часто не вступались за меня. Помните, Ральф, как вы избавляли меня от последствий моих собственных выходок?
– Помню, – быстро отозвался он. – Только не знаю, помните ли вы. – На мгновение их глаза встретились, и Аннунсиата почувствовала жар на своих щеках. Внезапно Ральф поднялся. – Так давайте
