Иезекия воздел к небу руки:
– Да разрази меня гром...
– Моя горничная и по сей день сходит по тебе с ума, Иезекия, – а уж когда ты привез ей из Индии гребень из раковины, она и вовсе сдурела. Поэтому помни свое обещание!
– Конечно, конечно! Ох, батюшки, да неужели это моя маленькая кузиночка Джейн? Извини, Елизавета, у меня есть для нее такая прелестная штучка – ах, я дурак, она же дома, там, где и остальное! Но ты ей обязательно скажи...
Елизавета и Джон обменялись улыбками, видя, как он заспешил прочь. Он всегда припасал какой- нибудь особенный подарочек для «тихони» Джейн. Джон собрался было уйти, но тут вперед выступил Джэн, до той поры оттесненный разглагольствующим Иезекией. Юноша отвесил поклон Елизавете и протянул Джону нечто, завернутое в ткань.
– Рад, что поймал тебя, Джон. Хотел что-то показать...
– Что это, Джэн? Я не могу долго задерживаться – меня зовет отец.
– Не догадываешься? – усмехнулся Джэн. – А что я пообещал тебе пару недель тому назад?
Лицо Джона радостно вспыхнуло, он протянул руки:
– Щенок? – он развернул ткань. Толстый и потешный серо-коричневый звереныш барахтался, поскуливал и тянулся к пальцам юноши. Найдя один, он тут же стал сосать его. Джон восхищенно прижимал к себе малыша. Довольный Джэн наблюдал за ним. Дружба между двумя юношами не угасла, несмотря на то, что Джэн теперь стал хозяином земель и у него было дел невпроворот. Но время для Джона он умудрялся находить.
– Что это? – голос Елизаветы прозвучал резче, нежели бы ей того хотелось. Она никогда не жаловала Джэна, но ради сына всегда старалась это скрыть. – Разве у тебя мало собак, Джон?
– Ах, нет, мама! – Джон даже удивился. – Это все собаки отца – а своей собственной у меня нет. Джэн пообещал мне одного от своей суки – ведь это необычный помет. Помнишь, ведь я тебе рассказывал? Ом спустил с поводка течную суку, когда к усадьбе подошла волчья стая – эти щенки наполовину волки!
– Они возьмут от родителей все самое лучшее, – вежливо объяснил Елизавете Джэн. – Собачьи отвага и верность, волчьи сила и хитрость. А этот – самый лучший. Мне показалось, что после лисенка волчонок ему будет в самый раз. Я уже боялся, как бы он не взялся приручать рысенка!
– Спасибо тебе, медвежонок, – только и сказал Джон, но все остальное легко читалось в его глазах. – Но я должен непременно идти – отец зовет меня. Не возьмешь ли у меня пока щенка?
– И даже больше – я подержу его у себя, покуда он будет сосать мать, а потом снова тебе его привезу. Но взамен... – Джэн сунул руку за пазуху и вынул письмо. – Не передашь ли это матери, когда будешь в Лондоне?
– Разумеется! – Джон передал Джэну щенка, принял письмо – и тут же побежал, повинуясь настойчивому зову отца.
Соревнование, наконец, началось – все получили уйму удовольствия. Джэн Морлэнд, лучший лучник в округе, развеселил всех, делая вид, что напрочь разучился стрелять – а потом одна его искусно пущенная стрела пронзила берет Иезекии, которым тот усердно размахивал, подбадривая стрелка. Черного поросенка выиграла Леттис – что очень обрадовало Пола, но огорчило девушку: она не успокоилась, пока Пол не пообещал обменять его на браслетик или другую безделушку. Джейн Морлэнд также выиграла приз, но рангом пониже – ее стрельба тоже крайне всех развлекла, но тут веселье было иного рода: Иезекия все время стоял у нее за спиной, натягивал за нее лук, сам прицеливался и чуть ли не сам стрелял по мишени! Только не желая оскорбить кузена в его лучших чувствах, «маленькая монахиня» приняла приз, который считала явно незаслуженным.
Тут приехали Баттсы и настало время обеда. Необыкновенно располневшая Кэтрин явилась во вдовьем платье – в прошлом году скончался ее супруг, старый Джон. Ее сопровождала неизменная Чэрити и сыновья Самсон и Джозеф с женами Энни и Грейс, гувернанткой и стайкой прелестных служанок, приглядывающих за детьми. Над семьей Баттсов тяготело проклятье, как утверждала Кэтрин: выживали лишь одни девочки – у Самсона было две дочери, восьмилетняя Розалинда и двухлетняя Маргарет, а четыре его сына умерли во младенчестве. И у Джозефа было две девочки – Грейс и Джейн, пяти и четырех лет от роду, и единственный уцелевший сын Уолтер, хотя и доживший уже до восьми лет – но домашние и не чаяли, что он достигнет совершеннолетия.
Нанетта, разумеется, считала причиной смерти сыновей Баттсов нездоровую атмосферу Йорка – они с Кэтрин до хрипоты спорили на эту тему при каждой встрече. Теперь, когда ее под руки ввели в зал и усадили за обеденный стол, Кэтрин явно ощущала потребность с кем-нибудь сцепиться и, не найдя достойного объекта, стала изливать душу, жалуясь на Нанетту.
– Ох уж эта моя сестрица! Блаженствует при дворе – да это же просто непристойно! Ведь тело ее мужа еще не остыло в могиле, а она вовсю скачет на коне по лесам – и это в ее-то годы! Оставила все земли своему мальчишке – еще неизвестно, откуда он взялся, этот парень... А? Что?.. – подставила несносная женщина ухо Иезекии, который что-то горячо ей зашептал. – Да-да, знаю, что он здесь. Я близорука, но, слава Богу, еще не слепа, хотя мне и исполнится пятьдесят один в день святого Михаила, и эти мои больные ноги... Да, вот этот ломоть свинины, и кусочек баранины – пожирнее! Пожалуй, и несколько тушек дичи – три-четыре, не больше: для меня в них слишком много косточек. Я предпочла бы, конечно, жирненькую куропаточку – но упрямой Елизавете больше по вкусу тощие кроншнепы. Такие, как сестрица Нэн – по сей день она худа, словно мышь! У нее прочное положение при дворе – но я-то за все сокровища мира не согласилась бы сидеть за одним столом с королевой! Пусть она дочь короля Гарри, но это не дает ей права вешаться на шею мужчине – а когда женщина в ее положении делает конюшего своим любовником и предлагает ему убить собственную жену, чтобы жениться на ней... послушайте, этот соус достаточно острый? Поставьте-ка его поближе, чтобы я смогла сама дотянуться до него – хотя он наверняка не такой острый, как я люблю... Да, я пожилая женщина – но вкусы мои неизменны и изысканны. А все это потому, что я была и остаюсь леди – и на месте Елизаветы я ни за что на свете не отослала бы дочь ко двору, даже для того, чтобы она удачно вышла замуж. Кто знает, возможно, она потеряет куда больше, чем приобретет...
В полнейшем отчаянье Иезекия преувеличенно громко заговорил с Джейн и, стыдливо воодушевляемый собеседницей, принялся рассказывать бесконечные истории о своих путешествиях по морю в экзотические страны, не жалея красок – внимательное личико Джейн подстегивало его воображение. Постепенно его повествование захватило всех присутствующих, а после того, как он поведал о кровопролитном сражении с морским чудовищем, Елизавета шутливо захлопала в ладоши и воскликнула:
