одним пальцем по голове, не проснулся и не зарычал. – Мама, я провожу вас домой, если вы хотите, но уж тогда ехать нужно прямо сейчас – иначе не успеем до ужина освежевать дичь. Вы поедете? Мэри, а ты? Кузина Елизавета, прости, что я их забираю. Но, думаю, вполне достаточно для первого визита.
Все это было сказано очень ласково и вежливо – так почему же Елизавета так смутилась, когда он намекнул ей на недавние роды? Она ответила надлежащим образом, соблюдая все правила приличия, но когда он удалился, на душе у нее стало легче, несмотря на то, что он лишил ее общества Нанетты…
Глава 2
Хотя поначалу не было твердой уверенности в том, что именно Елизавета наследует английский трон, ее восшествие на престол было встречено с радостью. Слабые протесты самых закоренелых папистов утонули во всенародном ликовании – когда Елизавета в первый раз въезжала в Лондон в качестве монархини, ей кричали: «Помни короля Гарри!»
После консультации с астрологами определили дату коронации – пятнадцатое января, воскресенье. На церемонии присутствовали Нанетта и Джеймс. Королева не позабыла старых друзей. Она предложила Нанетте остаться при дворе, и хотя Нанетта умолила избавить ее от столь суетной должности, королева явила милость: пожаловала Джеймсу должность Лесничего Раффордского леса, а также немалую часть доходов.
Они возвратились в Уотермилл-Хаус на следующий день после празднества Сретения Господня, к обеду. Как только они въехали во двор, Нанетта сразу почуяла неладное. Самый воздух был напоен тревогой и давящей тишиной. Она взглянула на Джеймса, ища утешения, но на лице его тоже застыла тревога. Мэтью спрыгнул с коня и кликнул слуг. Прибежала одна из служанок, Агнес, словно застигнутая врасплох, поспешно вытирая руки о передник. Она присела в реверансе, глядя на хозяев испуганными глазами.
– Что? Что произошло? Где все? – засыпала вопросами служанку Нанетта.
– О, мадам... Слава Господу, что вы здесь! О, сэр...
– Где Джэн? – спросила Нанетта, торопливо спешиваясь и чуть было не упав. Мэтью поддержал ее и принял поводья.
– О, мадам, молодой господин... – начала было Агнес, но разрыдалась. Нанетта побелела.
– Джэн? – спросила она. Джеймс тоже слез с коня. Повинуясь его взгляду, Мэтью незаметно приблизился к госпоже. Агнес продолжала сквозь слезы:
– Нет, мадам. Господин Джэн уехал в город за доктором. Александр – о, мадам, бедный молодой господин... с ним отец Симон... никто ни о чем не знал... это был несчастный случай...
– Где он? – резко оборвала Нанетта поток слов и, подобрав юбки, уже не глядя на плачущую служанку, поспешила в дом. За ней следом Джеймс, Мэри и Одри, оставив мужчин с лошадьми. Они пересекли пустынный зал – огонь в очаге едва теплился, – прошли сквозь низкую арку, ведущую на лестницу, и поспешно поднялись прямо в спальню. Там было очень жарко и стоял удушливый запах – запах болезни. Симон Лебел сидел на стуле подле одной из кроватей. Заслышав шаги, он обернулся и проговорил с облегчением:
– Слава Богу, вы здесь. Мне показалось, я слышал голоса...
Нанетта рванулась к постели и склонилась над ней. Лицо Александра покраснело, глаза крепко зажмурены. Он метался в лихорадке и что-то бормотал. Нанетта откинула с его горячего лба потемневшие от пота волосы. При прикосновении материнской руки ребенок чуть приоткрыл глаза, но тотчас же снова зажмурился – ему больно было смотреть на свет. Она поймала взволнованный взгляд Джеймса.
– Что произошло? – спросила она. Симон наклонился и осторожно стянул с мальчика одеяло. Даже под ночной рубашкой было видно, что его нога перевязана.
– Он упал со своего пони, – стал объяснять Симон, осторожно разматывая повязку. – Спускался по узенькой тропинке с крутой вершины холма – скорее всего, на пари с приятелями. Пони поскользнулся, и мальчик упал... как я понимаю, пони свалился на него сверху и протащил по земле несколько ярдов…
Были сняты последние бинты – и у Нанетты перехватило дыхание. Все колено почернело от кровоподтеков, а ниже кожа была содрана, и рана сочилась чем-то липким. Но не это было самое худшее. От колена до самой щиколотки нога сильно опухла, покраснела и была очень горяча, а по краям рваной раны скапливался желтый гной. Мальчик дернулся и застонал, когда Нанетта коснулась дрожащей рукой отекшей лодыжки. Когда она наклонилась ниже, в ноздри ее ударил запах разложения.
– Когда это случилось? – шепотом спросила она – голос отказывался повиноваться.
– В понедельник, – ответил Симон. – Мальчик ничего мне не сказал. Кто-то из слуг забинтовал ногу и, полагаю, сделал это неумело. И лишь вчера, когда он не смог вскарабкаться в седло, я узнал, что он ранен. А нынче утром его стало сильно лихорадить. Джэн помчался в город за доктором. Он вот-вот будет.
Нанетта выпрямилась – и тут ее руку нашарила другая, дрожащая рука и сжала до боли. Рот Джеймса словно судорогой свело, лицо посерело и как-то сразу состарилось, и Нанетта, в сильнейшем порыве сострадания к мужу на мгновение позабыла о собственном горе. Казалось, они ждали целую вечность, хотя не прошло и четверти часа, как ступеньки заскрипели и появился Джэн, сопровождаемый доктором Крэнторном – огромным и дородным мужчиной лет тридцати, напоминавшим скорее кулачного борца, нежели лекаря. Он служил ассистентом у доктора Вайкхэма, который обычно пользовал членов их семьи. Она строго взглянула на Джэна.
– Почему ты не привез доктора Вайкхэма? – спросила она. Джэн выглядел очень усталым и до неузнаваемости повзрослевшим под грузом неожиданной ответственности и несчастья, что свалилось на ого плечи в отсутствие родителей. Он даже не поздоровался с ними. В ответ на вопрос Нанетты Джэн лишь покачал головой, давая понять, что ничем не заслужил упрека.
– Простите, мадам, – ответил за него доктор Крэнторн, – но после того, как молодой человек описал картину, нам показалось целесообразным, чтобы приехал я. В некоторых областях я опытнее учителя Вайкхэма. А теперь, если позволите... – он осторожно, но решительно отстранил всех, подошел к постели и склонился над мальчиком. Нанетта наблюдала за ним очень пристально, обуреваемая страхом за сына, а когда доктор, увидев рану, судорожно вздохнул, рука Джеймса словно клещами сжала руку жены. Огромные квадратные руки осторожно ощупывали раненую ногу, затем могучий молодой человек выпрямился и повернулся к родителям, устремив на них жесткий, осуждающий взгляд.
– Дела плохи, – произнес он. – Это гангрена. Плоть умирает. Ногу нужно ампутировать.
– Нет! – закричала Нанетта, потом судорожно прижала пальцы к губам. Выражение лица Крэнторна
