крепок. Я вернулась домой к тебе, чтобы выйти за тебя замуж, если ты еще не раздумал.

Вместо ответа Пол поцеловал ее руку:

– Скажи мне, когда ты будешь готова. Нанетта покачала головой:

– Все эти годы я была твоей женой, если ты помнишь. Чего же еще нам ждать? Видит Бог, я достаточно долго ждала тебя.

– И тем не менее...

– Я люблю тебя, Пол. Мне кажется, теперь я могу не сомневаться в этом.

Они оглянулись – их отвлек смех Одри. Слуги сидели довольно далеко от них, и, очевидно, Мэтью так успешно справлялся со своей задачей развлечения камеристки, что та забыла обо всем, что находится за ее спиной. Это как раз и было нужно Полу с Нанеттой – они остались практически наедине. Пол обнял ее, и она потянулась к его чувственным губам, ощущая, как в ней пробуждается старая, дикая чувственная дрожь. Ведь теперь в этом не было ничего дурного. Разве живые создания созданы для воздержания? Его тепло и сила притягивали ее, как солнце притягивает растения, и Нанетта прижалась к нему, стремясь снова слиться с ним в одно целое, снова испытать то странное сочетание души и тела, которое она не могла позабыть. Пол осторожно положил ее на траву рядом с собой, и ее захлестнул поток счастья. «Дочь моя, не забывайся», – прошептал тихий голос в ее сознании. «Прости меня – смилуйся надо мной», – отвечала она.

Положение Пола и Нанетты сильно облегчилось благодаря отделению англиканской церкви от Рима – теперь они могли получить разрешение на брак от архиепископа Кентерберийского, а он был гораздо ближе, чем папа. Кроме того, их случай значительно упрощался, потому что Пол мог воспользоваться покровительством герцога Норфолка, который протолкнул их прошение вне очереди, да и Томас Кранмер, разумеется, знал Нанетту как друга Анны и ускорил рассмотрение прошения в память своей любимой королевы. Так что всего через месяц после ее прибытия домой, одним ранним утром, Нанетта была обвенчана с Полом в морлэндской часовне, а свидетелями у них были слуги.

Они оба хотели, чтобы все произошло именно так.

– Никакой помпы, – сказал Пол. – Нам она ни к чему. Все церемонии мы проведем потом. Давай просто поженимся, и дело с концом.

К завтраку в этот день они приступили уже как муж и жена, тут же и объявив об этом семье. Никто, кроме Эмиаса, не удивился этому событию, и даже у него не нашлось возражений. Его шокировало то, что отец женился на своей племяннице без должного позволения (по его разумению, только папа обладал властью разрешить это). Но, глядя на них, каждый бы понял, что они действительно влюблены друг в друга и находятся в интимной связи, поэтому лучше, если дела будут так или иначе улажены, чем считать Нанетту любовницей дяди. Так что если он и не мог искренне поздравить их, то, по крайней мере, не возражал, что позволяло сохранить мир в семье.

Это лето было самым счастливым для Нанетты. Только теперь, когда она стала законной женой Пола, она поняла, в каком напряжении жила все эти годы, с тех пор как согрешила с ним в Хэмптоне. Этот грех поставил ее, в ее собственных глазах, вне церкви, и от его груза невозможно было освободиться. Теперь не только этот груз упал с нее, но и грех тот не был грехом – в уединении спальни они могли законно любить друг друга. Пол дарил ей такое наслаждение, о существовании которого она и не подозревала.

Пол забрасывал ее подарками, это доставляло ему удовольствие, он завалил ее цветами. Гобелен, подаренный ей, висел теперь в их спальне, напротив огромной баттсовской кровати. Пол подарил ей также большой сундук из серебристого дуба для одежды, принадлежавший его прабабке, и переплетенный в кожу служебник, на котором был вытеснен бегущий заяц. Он был преподнесен Маргарет, но после ее смерти возвращен семье.

И белая лошадка Пусс тоже была ее. Пол распорядился сделать для нее новое седло и упряжь из мягкой алой кожи с золотом, а к ней были привешены маленькие колокольчики. И дня не проходило без того, чтобы он не приносил Нанетте хотя бы маленький подарок, желая порадовать ее: набор ножей, такой же, как у него самого, в голубом чехле; пару кожаных сокольничих перчаток, шитых серебряной нитью; вырезанный из кедра рог для вина, с серебряными краями, на котором были вырезаны охотничьи сцены, чтобы она пользовалась им на зимней охоте; заколки из слоновой кости для волос; голубые ленты для ее лютни. Ее портрет висел на стене зимней гостиной, над камином, а на другой стороне висел его портрет.

Но о самом лучшем его подарке она так и не догадалась – он позаботился о том, чтобы оградить ее от новостей из внешнего мира. А новости были не из веселых – у «скорпиона-в-меду» произошел выкидыш, так что Анну казнили напрасно. Король, отчаявшийся получить сына, провел через парламент акт, согласно которому он мог передать корону кому заблагорассудится, как если бы это была его собственность. Считали, что он захочет сделать наследником своего бастарда Ричмонда, но и тут судьба нанесла ему удар – мальчик умер от чахотки всего через несколько дней после того, как акт был утвержден парламентом. Казалось, что теперь будущее Англии под угрозой – ей не миновать гражданской войны после смерти короля. Простолюдины, ненавидевшие Кромвеля и винившие его во всех своих бедах, опасались, что король назначит его своим наследником. Дворянство, рассуждавшее более трезво, полагало, что он передаст корону сыну своей сестры Маргарет, королю Шотландии, что грозило еще худшими бедами. Уже начались разговоры о том, что следует бороться с шотландской угрозой. Люди говорили, что такое правление будет незаконным, так как шотландский король не был прирожденным английским подданным.

Всюду было брожение и смута. Все лето по монастырям шныряли уполномоченные Кромвеля, закрывая их. Другие пытались собрать налоги, утвержденные королем, но приписываемые народом Кромвелю, «субсидии», как они назывались.

Эмиас возмущался как закрытием монастырей, так и отделением от Рима, и все, что Пол мог сделать – это умерить его пропапистские высказывания дома, а также запретить открыто молиться за папу в часовне. Отправление мессы почти не изменилось, за исключением того, что в ней исчезло упоминание имени папы, а король объявлялся главой церкви, но для Эмиаса это уже было ересью, и он посещал ее только потому, что служба в деревенской церкви была еще более «еретической».

Самого Пола больше тревожили налоги – похоже, что у короля выработалась привычка взимать их не только в военное время, но и в мирное. Казалось, король решил, что величие его правления вполне может быть оплачено народом, а это означало, что и дальше поборы будут нескончаемыми. У него имелась причина и для личной тревоги: Майка прислал письмо, в котором сообщал, что Адриан исчез, не оставив никаких следов. Майка полагал, что он решил податься в наемники, скорее всего, за границу. Пол же опасался, что Адриан мог погибнуть чисто случайно, иначе он наверняка бы сообщил о своих планах.

Но все это ему удалось скрыть от Нанетты, так что то лето стало раем для обоих. Они жили в полном согласии, и все, что делали, приобретало еще больший смысл оттого, что они делали это вместе. Они вместе охотились, иногда даже с ястребами, хотя Пол никогда не пускал птицу, только наблюдая за тем, как это делает Нанетта. А то и просто удовольствия ради скакали по вересковым пустошам. Вместе занимались цветниками, так как оба любили цветы, и Пол посадил специально для нее новый розовый куст, хотя был

Вы читаете Темная роза
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату