Он повернулся к ней и остановился, глядя на поднятое к нему лицо Нанетты сверху вниз, словно человек, в раздумье взирающий на поверхность пруда, одновременно видя и не видя ее:
– Нан, помните ли вы нашу первую встречу? Вряд ли, я думаю.
– Я помню, – ответила она, но он продолжал, словно не слыша ее:
– А я помню: я приехал в Морлэнд, чтобы жениться на вашей кузине Маргарет, и вы вышли представиться мне. Вы подошли ко мне, чтобы сделать реверанс, и взглянули на меня без всякого интереса, как ребенок на взрослого, словно говоря: «Тут нет ничего интересного для меня». Но вдруг ваш взгляд замер, и вы посмотрели на меня с таким выражением удивления и радости, словно знали меня давным- давно и вот теперь встретили – это был такой откровенный, озадаченный и невинный взгляд. И в этот самый момент я полюбил вас. Я тоже признал в вас родственную душу, не знаю почему. Я любил вас с тех самых пор, хотя был женат сначала на вашей кузине, а потом на племяннице, и до сих пор люблю.
У Нанетты пересохло во рту от волнения:
– Но... Джеймс... ведь вы знаете, что я любила Пола...
Она не смогла продолжить. Он опустился на колени перед ней и прижал ее руки к своему сердцу:
– Любовь – не заколдованный круг, Нан, куда можно войти и уже невозможно выйти. То, что вы любили Пола, говорит только о том, что вы способны любить. Вы приняли меня, Нан, с той первой встречи, прежде, чем отвели глаза. Вы приняли меня как человека, которого вы могли бы полюбить, и, если вы заглянете в глубину своего сердца, вы снова примете меня. Нан, ответьте «да», выходите за меня!
Нанетта в смятении смотрела на него, не зная, что сказать, чтобы не отвергнуть его дар, не унизить отказом или, еще хуже, согласием. И вдруг ее озарило решение, и все в ее голове сложилось в одну ясную картину с такой четкостью, что она поразилась тому, как не додумалась до этого раньше.
– Джеймс, – начала она, – есть еще ребенок, ребенок, за судьбу которого я несу ответственность. Я плачу за его воспитание. Хотя не я его мать, но я люблю его, как мать. Это мальчик, здоровый и очень умный, очень красивый и воспитанный. Если мы усыновим его, то у вас будет сын, о котором вы мечтали, который сможет носить ваше имя и унаследовать ваше состояние. И хотя это не родной наш сын...
– Если вы хотите этого, Нан, пусть будет так. Но сначала скажите, что вы принимаете мое предложение.
– Я буду счастлива выйти за вас, Джеймс.
– Моя дорогая! Да благословит вас Господь! – И он поцеловал ее руку, а потом, прочитав в ее глазах согласие, нежно привлек к себе и поцеловал.
Нанетта очень давно не целовала мужчину, но этот поцелуй не показался ей странным или новым – он не был чужим для нее, и вкус его губ был словно знаком ей. Наконец он поднял голову и нежно посмотрел на нее:
– Все будет хорошо.
– Да, – ответила Нанетта, – все будет хорошо.
На следующий день они поехали к домику кузнеца познакомиться с мальчиком и сообщить ему о своем решении. Джэн радостно и вежливо приветствовал ее, и хотя его удивило и заинтересовало присутствие модного джентльмена, он был достаточно воспитан, чтобы не задать вопроса о нем.
– Джэн, не хочешь ли прогуляться с нами до вершины холма? Я хочу кое-что рассказать тебе.
– Конечно, мадам.
На вершине они остановились, и Нанетта повернулась к мальчику:
– Помнишь, Медвежонок, я показывала тебе дом у пруда?
– Да, мадам, конечно. Но... Нанетта сделала ему знак молчать:
– Этот джентльмен – хозяин того дома, ему принадлежит Уотермил-Хаус и прилегающее к нему поместье. Это Джеймс Чэпем, Йоркский купец.
– К вашим услугам, сэр, – Джэн поклонился Джеймсу так, как учил его учитель танцев. Джеймс поклонился в ответ, сдерживая улыбку.
– Мастер Чэпем предложил мне выйти за него замуж, Джэн, и я согласилась.
Наступила тишина. Джэн молча смотрел на Нанетту, и ветер играл его кудрями, а в голубых глазах словно застыл вопрос, какое отношение все это имеет к нему? Наконец Нанетта спросила:
– Ты хочешь что-нибудь сказать?
– Я... да, мадам, я... я желаю вам счастья и вам, сэр... но...
– Но что, Медвежонок?
Для семи лет он не мог быть слишком хитер, чтобы скрывать свои интересы:
– Значит ли это, что я больше не увижу вас? – выпалил он.
Нанетта почувствовала укол жалости, что в столь юном возрасте он так беззащитен.
– Нет, Джэн, и даже наоборот. Если ты захочешь, ты можешь жить с нами в Уотермил-Хаусе.
– Если я захочу?! – спросил Джэн, удивленно тараща глаза то на одного, то на другого.
Джеймс, наконец, не смог сдержать улыбку.
– Ты должен сам решить, дитя мое, – сказала Нан, – и если ты предпочтешь остаться с Диком и Мэри…
– О... мадам... – у него перехватило дыхание; И тут впервые вмешался Джеймс:
