Свободной рукой Николай неловко, но надежно перехватил ствол и резко бросил лицо парня на край заранее приоткрытой дверцы. Тот, хоть и не очень сильно, но впечатляюще врезался переносицей в твердый острый металлической край. Рассек лоб, и брови сразу стало заливать кровью. С всхлипом вытащив пальцы, Николай схватил парня за волосы, нагнул голову и сильно толкнул, одновременно приподняв автомат, чтобы ремню было легче соскользнуть с шеи.
Вот и все. Как жаль, что нельзя засечь время подобных стычек! 'Ведь что интересно, – подумал Николай, – кажется, будто прошло минуты три, не меньше. А на самом деле меньше секунды. Видимо, временем действительно управляет сознание, потому что все хорошее пролетает мгновенно, все плохое тянется целую вечность. Однажды, помнится, нехорошие люди продержали его несколько часов голым в каменном склепе, и он был уверен, что его заживо похоронили.
Вот тогда… Впрочем, это дела давно минувших дней, не стоит отвлекаться.
Николай вышел, отволок парня в сторону и сел за руль. Автомат положил рядом на сиденье. Когда отъехал, парень, шатаясь, брел к будке. Звонить, наверное. Ладно, пускай народ всполошится, посмотрим.
В принципе он приехал сюда говорить, а не поджигать этот здешний сыр-бор. Раз он включен в события фактом недоразумения, глупого причем, ибо, как только что узнал, вчера вечером его стукнули по голове только потому, что не удосужились узнать о том, что настоящий Колян находится в клетке. Интересно, что здесь подразумевают под клеткой? И вообще, они все тут виноваты, потому что не дали ему спокойно отдохнуть. Мысль показалась забавной, и он захохотал.
Николай остановил машину у главного входа. Никого. Приоткрыл дверцу. Ворвался свежий бриз. Позади, метрах в пятидесяти, мерно дышало море; волны, шипя и рокоча, набрасывались на берег, потом с шорохом отползали, перестукиваясь галькой. Ссорились вездесущие чайки.
Николай закурил, выпустил дым в сторону дверцы.
Все-таки хорошо на юге. Он вышел и захлопнул дверцу. В небе ни облачка.
Край гигантской раковины козырьком нависал над стеклянными дверьми и уходил дальше к причалу, сливаясь с акведуком. Парадный вход. Возможно, им не пользуются, иначе чем объяснить отсутствие людей.
Ведь сейчас самый разгар сезона.
Он огляделся. На пляже было множество павильонов, лежаки и шезлонги стояли под навесами. То здесь, то там виднелись группки людей. На воде ослепительно сверкали паруса виндсерфингов, яхт, гудели моторы водных мотоциклов. Нет, хоть и элитарный, но отдых наблюдался.
Он поднялся по ступеням; впереди в стекле вырос огромный квадратный силуэт – и исчез, едва Николай вступил в тень. Двери были закрыты. Он поискал глазами звонок, нажал кнопку и долго не отпускал.
Никто, однако, не вышел.
Бросив впустую трезвонить, Николай вернулся к джипу. Выбросил дотлевшую сигарету, достал новую.
Закурил. Если не выйдут, пока он курит, придется искать другие входы. Но что-то ему подсказывало, что выйдут обязательно. Да и не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы прийти к такому выводу. Один звонок охранника у ворот должен был взбудоражить всю здешнюю свору. То, что никто не выходит, могло означать Лишь одно: внутри совещаются, спешно решают его судьбу или готовят какую-нибудь особо пикантную пакость.
Тут за стеклом замелькали сильфиды, движение усилилось, сгустилось в отдельные фигуры, близко подплывшие к дверям, створки немедленно разошлись, пропустив небольшую группку люд ей. Двоих Николай сразу узнал: Николай Селезнев по кличке Селезень и Андрей Филимонов по кличке Кит – его сортирные крестники. Еще трое были из той же породы мясных ублюдков – крутые парни, 'шестерки' разных там мокрых дел. Все были вооружены чем попадя, но, в общем-то, однообразно: дубинки, у одного нунчаки, у другого – цепь, еще американская бита для игры в бейсбол. Сразу видно, что цель у них одна: не просто убить (застрелить, чего проще!), а медленно, сладострастно хакая, забить до смерти. Было во всем этом столько примитивного, животного, безумно-подросткового, что волна гнева захлестнула Николая.
Однако это не мешало ему изучать странную троицу, оставшуюся на крыльце, тогда как пятеро костоломов уже медленно спускались по ступеням под палящие лучи солнца.
Остались женщина и двое мужчин. Один высокий, лет за пятьдесят. Сытая жизнь облила его слоем сала, и, видимо, нелегко ему было носить свое тяжелеющее тело. С виду сильный, уверенный в себе. Внешность типичного кавказца, насмешливое превосходство во взгляде – это, конечно, хозяин. Второй мужик – весь какой-то серый, невзрачный, с длинным лошадиным лицом. Даже высокий рост не делал его приметным.
Он стоял позади своих спутников, нависая над ними подобно вопросительному знаку, и внимательно, хотя и отстранение, наблюдал за разворачивающимися внизу событиями. Женщина.., нет, девушка, лет семнадцати-восемнадцати, была красива той ошеломляющей восточной красотой, которая проявляется в ранней молодости, особенно если к восточной крови примешивается славянская. Видимо, мать у нее русская.
Смуглая, черные как смоль волосы, коралловые губы, агатовые глаза. Внешность необычайно яркая. Но ничто не нарушает гармонии.
Засмотревшись на девушку, Николай едва не забыл о маневрах боевиков, медленно окружавших его. Вернул к действительности спокойный голос главаря, конечно, Барона, то бишь Качаури Отари Карловича.
– Всыпьте ему, мальчики, по первое число.
Первым из мальчиков ринулся к Николаю туалетный Кит. Именно он был вооружен битой, что, учитывая его габариты, делало дубину смертельным оружием. На ходу он закрутился, замахиваясь, и тут же со страшной силой бита засвистела, рассекая воздух. Попади голова Николая под траекторию этого снаряда, череп превратился бы в разбитое сырое яйцо. Представив себе такую картину, Николай даже пригнулся и зажмурился от неприятного холодка, пробежавшего по хребту. Однако это лишь удесятерило его ярость:
Кит еще продолжал раскручиваться вслед за битой, когда кулак Николая врезался ему в ребра. Ярость, страх, бешенство в совокупности дают неожиданный результат: кулак как-то мягко, хоть и с треском, провалился внутрь. Кит замер, выпустив биту, тут же подхваченную Николаем, из горла у него брызнула
