– Нина Отариевна!..
– Миша! Накорми гостя. Да и мне дай чего-нибудь перекусить. В каком-нибудь люксовом зале.
– А где же еще?! – искренне удивился Миша, которому вполне можно было дать и сорок, и пятьдесят, и более лет.
Он шустро покатился перед ними, каким-то необъяснимым образом, несмотря на скорость передвижения, даже не опережая их. Николай подумал о высоком профессионализме. Впрочем, где же и быть профессионализму, как не в местах, где сам воздух пахнет долларами. А здесь этот запах источали и стены.
Зал, куда их привели, был не очень большой, почти круглый, метров двадцать в поперечнике, с единственным столом точно посередине, под огромной хрустальной люстрой, при их приближении немного опустившейся вниз и медленно начавшей заливать воздух жемчужно-розовым светом, который усиливался каким-то перламутрово-блестящим цветом стен. У Николая уже начинало рябить в глазах. С непривычки хотелось просто плюнуть на пол. Он ухмыльнулся и сел на предложенный мягкий стул с высокой средневекового образца спинкой.
Тут все разом заструилось вокруг вместе с негромкой музыкой, перед ним возникли разные блюда и блюдечки, бокалы и рюмки, приземлился румяный поросеночек с петрушкой во рту и жареной картошкой по бокам, вплыл небольшой осетр, что-то заливное, салаты, овощи-фрукты… Николай решительно опередил чью-то услужливую руку в белой перчатке, сам схватил графин с прозрачной жидкостью, оказавшейся, как он и надеялся, водкой, щедро плеснул в рюмку побольше, выпил залпом и посмотрел на Нину.
Она улыбалась.
– Ты поешь, – все еще усмехаясь, сказала девушка.
Николай принялся есть. Как и всегда, аппетит у него был превосходный, и все остальное функционировало прекрасно. Он еще пару раз отвлекался, дабы налить себе водки, на мгновение опережая услужливую перчатку. Наконец насытился.
– Хорошо! – сказал он и откинулся на высокую, не очень удобную спинку стула.
– Да, восхитительно! – согласилась Нина, ни к чему не притронувшаяся, кроме салата.
– Что восхитительно? – не понял Николай.
– Смотреть, как ты ешь, – улыбнулась она. – Словно стихия.
– А я и есть стихия, – скромно подтвердил он.
– Начинаю подозревать.
Тут – согласно сценарию ужинов, наверное – свет чуть померк, стал более розоватым, официанты исчезли вместе с недоеденным, возник дымящийся кофейник, чашки кофе, сигареты 'Кэмел' перед ним и какие-то длинные коричневые – перед Ниной. Здесь же находилась и бутылка коньяка, который Николай (почему бы и нет?) подлил в кофе себе и – Нина опустила ресницы в знак согласия – ей тоже. Закурили каждый свое.
– Ты много пьешь, – вдруг, как и отец недавно, заметила Нина.
– Это плохо?
– Не знаю.
– Я пью, – с чувством сказал Николай, – потому что жизнь моя еще не обрела высокую цель, которой можно было бы посвятить всего себя, которая захватила бы все мои мысли и чувства!
– Браво! Браво! – Она слабо захлопала в ладоши. – Расскажи-ка лучше о себе.
– Не думаю, что это доставит мне удовольствие.
Даже ради такой кошечки, как ты.
– Знаешь на кого ты похож? – медленно спросила она, высунув кончик языка и тронув контур верхней губы.
– На кого?
– На большого и очень опасного зверя.
– А-а! – кивнул он. – Я злой и страшный серый волк…
– Нет, правда. Я видела, как ты расправился с ребятами.., получил от этого удовольствие… Да?
– Тебе понравилось?
– Может быть. Смотреть, как дерутся звери!.. – она затуманенно смотрела куда-то в прошлое. Передернула плечиком. – Ужас! И одновременно оторваться нельзя.
– Где же ты видела, как дерутся звери? – что-то заставило Николая насторожиться.
– Где? – Она посмотрела на него, рассмеялась. – Не все ли равно?
– Налей-ка мне коньяка, – попросила она.
Николай налил ей граммов тридцать. Она медленно выпила. Затянулась сигаретой. Выдохнула дым через ноздри.
– А ты когда-нибудь видел бой хищных зверей?
– Тебя так это развлекает?
– И все-таки.
– Да, – ответил Николай и заволновался, хотя воспоминание давно уже потускнело и не ранило, как
