перестали. Как раз к тому времени, как к родному берегу причаливать, они и проспались. Глядь — а от овечки золотой одна шкура осталась! А что да как было — про то никто не помнит, потому как все пьяные вусмерть были. Давай они промеж собой разбираться: кто овечку сожрал? Побили, а то и поубивали герои друг друга изрядно. А как приплыли, так местный царь и шкуру у них отобрал. Представляешь? Ну, герои, конечно, расстроились да разобиделись, и пошли заливать такое горе… Кстати, это что за зверь за нами топает?
— У, здоровый какой! Может, это овечка и есть?
— А кто его знает… Может, и овечка.
— Так чем дело-то у тех героев кончилось?
— А чем оно еще могло кончиться? Спились они к кощеевой матери…
— Жалко… А что ж они морду тому царю не набили?!
— Я про то не знаю.
Некоторое время удавалось идти молча. Шмель все так же брел за верзилами, стараясь не приближаться более, чем на сто саженей. Наконец, им опять надоело молчать.
— Теперь давай ты рассказывай.
— Ну, ладно. В некотором царстве, все в том же государстве, жила да была девка красоты неописуемой…
— А что значит «неописуемой»?
— Это значит, что и представить себе невозможно. Теперь ты давай не перебивай, а не то осерчаю!
— Ладно, ладно, умолкаю.
— Вот. Взял ее за себя царь тамошний…
— Это тот, что у героев шкуру отобрал?
— А мне почем знать? Может, и тот. Только в лоб ты сейчас точно получишь… Да вот девка та невзлюбила с чегой-то царя, и от него утекла за море, там у нее хахаль оказался. Царь, понятно, обиделся, и решил хахалю тому морду набить…
— Это по-нашему!
— Да. А так, как хахаль схоронился за высокими стенами, пришлось царю помимо своей дружины еще и друзей на подмогу звать. Ну, собрались к нему друзья, и все, как один — герои…
— Да ну? Те самые, что за овцой мотались, что ли?
— Не, те, наверное, к тому времени уже совсем спились. Ну, созвал царь друзей, выкатил им вина, стали они поход планировать и ужрались.
— Хм, неудивительно, если они, как и те герои…
— Н-на!!!
— Уй, больно же! Ты че?! Я ж тя не бил!!!
— Впредь перебивать не станешь.
— Ну-ну, я тебе эту плюху еще припомню, блин горелый…
— Не опохмеляясь, попрыгали они поутру в свои корабли и поплыли хахаля воевать. А тот тоже хитрый был, и своих дружков позвать не забыл. И те парни героями оказались. В общем, в одно прекрасное утро стоит под стенами города похмельное геройское войско, а другое такое же за стенами сидит… пять лет сидят, десять, и давно уже все позабыли, на кой ляд они туда приперлись, помнят только, что город надо взять. И выискался среди них один такой умный, который сделал деревянного коня…
— О! Я вспомнил! Это ж конь, а никакая не овечка!
— Какая еще овечка?!
— Ну, тот зверь, что за нами идет, это не овечка, это называется «конь»!
— Точно? Ты ничего не путаешь?
— Точно!
— Вот и славно. А теперь умолкни, пока по второму уху не схлопотал. Сделал он, короче, такого же коня, как тот, что сзади, набил его героями под завязку и подарил городу. А те сразу ухи развесили, думают, мол, если те им подарки дарят — значит, все, войне конец. И давай пить-гулять-веселиться! А в ночи из коня вылезла толпа героев, и…
— И?..
— Ну, в общем, город они взяли.
— А девка?
— А, не помню. Да и какая разница? Главное, что пьянкой закончилось!
— А потом?
— А потом как водится. Все спились. Только тот, что коня выдумал, в здравии остался, да и то потому, что спьяну заблудился и много лет домой попасть не мог. А как пить завязал, потому что вино все кончилось — так тут же дорогу вспомнил. Приехал он до дому, и больше — ни капли, и в другие страны, что характерно — ни ногой. Тут и байке конец. Кто слушал — молодец, а кто не слушал — тому в ухо.
— Слушай, я понять не могу: откуда мы знаем эти байки, если всю жизнь в ящике просидели?
— Вот и я не знаю…
И снова они запылили по тракту в полной тишине.
Вскоре братья дошагали до небольшого селения, что прилепилось к тракту возле реденького леска. Несмотря на скромные размеры, в селении была корчма.
— Эй, вы там! — заорал старший брат во всю глотку. — Знахарь у вас есть?
— А то нам подраться охота! — добавил младший, любовно поглаживая кулак.
— Со знахарем — и подраться?! — долетел до них чей-то удивленный голос. — За что ж его так? Что наш знахарь вам плохого сделал?
Братья дружно принялись искать ответ испытанным способом: почесыванием затылков, но придумать ничего не успели. С гулким хлопком прямо из воздуха перед ними вывалились три фигуры: Высокий худой русоволосый человек с резным посохом в руке, рядом с ним другой, с ежиком светлых волос на покрытой шрамами голове и пронзительным взглядом холодных голубых глаз. В руке он сжимал узкую острую саблю, над плечом торчала рукоять меча посерьезнее. За мужчинами стояла девушка с лицом, закрытым тряпкой.
— Ну-ка, объясните-ка мне, что тут происходит? — спокойно спросил Молчан.
— Нам бы это… того… то есть знахаря. — слегка запинаясь, проговорил старший брат, припоминая чувствительные удары того страшного, что с двумя мечами.
— И подраться… — завел было любимую песню младший, но старший так на него цыкнул, что тот сразу заткнулся.
— Ну, я знахарь. — произнес Молчан. — А зачем я вам нужен? И вообще, вы как тут оказались?
— И где Руслан? — добавил Рыбий Сын.
Глава 26
— Я спрашиваю, какой болван додумался тяжелораненого упихать в душный ящик?! — Молчан бушевал. К тому времени, как он извлек Руслана из ларца, богатырь уже был на волосок от смерти. Он потерял много крови, к тому же, ящик не отличался особой чистотой, и раны загноились. — Нет, ну это же надо! Неудивительно, что нас выдернуло сюда из хазарских степей…
— Это он! — братья, не сговариваясь, одновременно указывали друг на друга. Выглядело это столь потешно, что, несмотря на серьезность ситуации, Молчан усмехнулся. Потом он отрядил балбесов под командованием Рыбьего Сына найти хоть какой водоем или колодец, чтобы вымыть Руслана, а сам остался заваривать целебные травы и готовить к употреблению те из них, которые в особом приготовлении не нуждались.
На второй день Руслан пришел в себя.
— Ну, наконец-то! — пробормотал Молчан. За сутки неустанных бдений он осунулся, под глазами образовались черные круги, ничего на свете волхв сейчас не хотел так сильно, как спать. — А то я уж начал
