Человек встал, потянулся, сладко зевнул, отошел от костра. Становище пробуждалось от сна. То тут, то там вылезали из шатров заспанные воины, женщины торопились по воду, начали голосить вечно голодные дети. Человек, зевая на ходу, пошел к своему шатру.
— Эй, ты куда идешь? — окликнули его.
— К себе, спать. — буркнул он в ответ. — Полночи глаз не сомкнул, на страже сидел.
— Подожди к себе, сперва к кагану зайди, зовет он тебя.
— Зачем?
— Почем знать? Зайди, и узнаешь.
Человек раздраженно пожал плечами и повернул к шатру кагана. Страшно хотелось спать, но незачем наживать неприятности, ослушиваясь кагана. А неприятности последуют быстро и немалые, вплоть до сдирания кожи, невзирая на старую дружбу…
— Здравствуй, брат мой. — приветствовал его каган Хичак по прозвищу Непримиримый. — Знаю, что спать хочешь, но потерпи немного. Я тоже спал мало, все о тебе думал. Прошло уже пять лет, как ты стал взрослым мужем, но до сих пор пусто в шатре твоем. Это нехорошо. Мужчина должен иметь жену, должен плодить детей, это хорошо для племени. Я знаю, что ты не рожден в наших шатрах, как я и мои воины; но ты давно живешь с нами, мы с тобой выросли вместе, и столько славных дел свершили мы бок о бок! Ни в одном печенежском племени нет воина, подобного тебе! Так почему же не хочешь ты передать силу свою и воинскую доблесть сыновьям? У нас много красивых молодых женщин, введи любую из них в свой шатер!
— Хммм… — покачал головой человек. Каган неверно истолковал это покачивание:
— Нет, не хочешь? Тебе не нравятся наши женщины? Хорошо, давай нападем на кого-нибудь, и любая женщина, которая приглянется тебе, станет твоей!
— Нет, мой каган. Я не могу думать о семье до тех пор, пока твоя любимая жена томится в плену у чернолицего демона. Я чувствую свою вину в том, что не смог помешать ему похитить прекрасную Астарду. До тех пор, пока не смою с себя этот позор, ни к одной женщине не прикоснусь.
— Вот ты о чем… — лицо кагана потемнело от гнева и печали. — Я три раза по сто раз говорил тебе, что нет в том твоей вины, ибо непосильно одному человеку бороться с демоном… Но ты почему-то отказываешься верить мне, своему брату и кагану… Что ж, да будет так! Вскоре мы выступим в поход туда, где живет проклятый бородач, и после того, как он будет повержен, женщина должна войти в твой шатер. Обещай мне это, иначе обида на тебя поселится в моем сердце.
— Я обещаю тебе, Хичак.
— Вот и договорились. А теперь иди спать. Я велю не беспокоить тебя. Хорошего сна!
— Хорошего сна, каган.
Человек вышел на свежий воздух и медленно побрел к своему шатру. Придя, он лег с намерением тут же заснуть, но сон, давно уже пытавшийся одолеть его, видимо, разочаровался в своих попытках и ушел поискать более благодарного человека. Он лежал без сна, закинув руки за голову, думал, вспоминал…
Он родился в небольшом селении на берегу Варяжского моря. Мать назвала его Жданом, потому что почти десять лет просила у богов дать ей ребенка, подносила им какие могла щедрые жертвы, и все никак не могла дождаться; несмотря на то, что и она, и муж ее были здоровы и крепки телом. Но на исходе десятого года боги, наконец, смилостивились, и она понесла. Когда же пришла ей пора рожать, не послушалась она старших женщин, и все откладывала на потом, ссылаясь на обилие работы по дому. И, когда уже и схватки давно начались, она все не желала удалиться на роды, а пошла к морю, стирать одежду. Там, в море, по пояс в воде, она и родила мальчика. Ребенок, покинув материнскую утробу, оказался в море, но не утонул, а сразу же поплыл, да так быстро, что обессилевшая мать с трудом его поймала. Подруги ее молчаливостью не отличались, и уже к вечеру об этом необычном происшестви знало все селение. Ребенка назвали Жданом, как и собирались, но языкастые кумушки тут же прозвали его Рыбьим Сыном, и это прозвище прилипло к нему покрепче собственного имени. Собственно, по имени его кроме матери не звал никто.
Когда Ждану исполнилось семь лет, утонул в море его отец. Ушел с другими мужчинами на старой ладье ловить рыбу, и тут внезапно налетел шторм… Никто из рыбаков не вернулся. На следующий год на побережье высадились в поисках наживы свирепые даны. Но какая добыча может быть в бедном рыбацком селении? И тогда озлобленные пришельцы вырезали всех, и сожгли дома. Рыбий Сын — к тому времени он и сам начал забывать свое настоящее имя, — успел схорониться в кустах, и оттуда видел он и горящие дома, и окровавленные мечи данов, и молодых девушек, предпочитающих смерть бесчестью и полону…
И начались лихие скитания. Он шел вдоль берега, надеясь выйти к людям, питался пойманной рыбой, грибами да ягодами, что мог найти в лесу. Три раза выходил он на пепелища сожженных викингами селений, и так и не встретил ни одного живого человека. К концу второй недели своих странствий. Он увидел в море новгородскую ладью. С криками бросился мальчик в море, и вплавь догнал судно. Купцы, возвращавшиеся после успешной торговли с варягами, подивились тому, как быстро и с какой выносливостью мальчишка проплыл чуть ли не версту. Они взяли его с собой, в Новгород.
В Новгороде Рыбий Сын не прижился. Кому нужен маленький сирота, только и умеющий, что рыбу ловить, да быстро плавать? Голодных ртов везде хватает… И, потолкавшись в новгородской суете с месяц, мальчик ушел куда глаза глядят. Долго ли, коротко ли, но прибился он к скоморохам. Скоморохи — люди простые, веселые, и зачастую не в своем уме. Они легко взяли Рыбьего Сына в свою компанию, и даже начали обучать его всяким штукам, вроде игры на дуде и стоянию на голове. В разных городах и весях, где они устраивали действа, Рыбий Сын на спор переплывал реки и пруды, посрамляя лучших местных пловцов; с того и кормился. Много побродил он в компании веселых скоморохов. Был и в Изборске, и во Пскове, и в Смоленске, и в Любече. Побывал и в стольном граде Киеве. Там он провел целый месяц: Киев — град большой, и желающих посмотреть на скоморошьи чудачества там завсегда хоть отбавляй. К тому же, всем известно, что скоморохи разносят вести, где чего произошло и кто кому привет шлет… Из Киева они пошли дальше, на юг, намереваясь пройти в Корсунь и оттуда плыть аж в Царьград. Зачем скоморохам припекло плыть к ромеям, Рыбий Сын так и не узнал, потому что в степи налетели на них печенеги. Беззащитных скоморохов зарубили в единый миг, а мальчишку заарканили и утащили в полон. Так в возрасте десяти лет Рыбий Сын стал рабом.
Впрочем, рабом он был недолго. Поначалу печенежским мальчишкам очень нравилось задирать молчаливого светловолосого раба, но когда они с изумлением узнали, что ему вполне по силам победить в драке не менее пяти ровесников одновременно, отношение к нему мгновенно изменилось. Теперь они брали его в свои игры, как равного. Все решил случай. Как-то в Лукоморье Хичак, сын кагана, стремясь доказать, что ни в чем ему нет равных, решил переплыть залив шириной версты в две и вернуться назад. Туда он доплыл успешно, но на обратном пути силы оставили его, и мальчик стал тонуть. Друзья закричали и посыпались в воду, спеша на помощь. Вместе со всеми прыгнул и белобрысый раб со странным именем Рыбий Сын. Очень быстро он оставил всех остальных далеко позади, доплыл до Хичака, держащегося на поверхности из последних сил, и вытащил его на берег. За спасение жизни сына кагана Рыбий Сын тем же вечером получил свободу и стал полноправным членом племени. С тех пор между ним и Хичаком установилась крепкая дружба. Рыбий Сын был принят в род кагана, он рос и воспитывался вместе с сыновьями вождя племени. Когда пришла пора постигать воинскую науку, Рыбий Сын быстро обогнал сверстников: он был и сильнее, и ловче, и хитрее печенегов. Хичак иногда завидовал ему, но козней не строил, наоборот, всячески приближал к себе. Они вместе пошли в свой первый поход на хазар, и вернулись с победой и добычей. Когда же умер старый каган, Хичак занял его место, и очень скоро прославился как умелый, хитрый, и совершенно безжалостный вождь. Многие печенеги замирились с русами, некоторые даже осели на земле и принялись ее распахивать, выращивать хлеб. Хичак же не желал нарушать обычаи предков, и неоднократно тревожил огнем и мечом рубежи Русского государства. За упорное нежелание сворачивать с избранного пути он приобрел прозвище «Непримиримый». И Рыбий Сын был с ним в каждом походе.
«Боги, боги! Я же резал своих! Какой же я печенег? Печенеги не дают своим детям имя Ждан… У печенегов не бывает таких белых волос и голубых глаз… Зачем мне это все? Ведь Хичак не пойдет на другой край Мира мстить данам за мою мать… Сколько можно крови? И куда мне деваться, я же вырос здесь? Кому я нужен там, на Руси?» — такие мысли частенько терзали его. Он задавал себе вопросы и был не в состоянии правильно ответить на них, и оттого день ото дня мрачнел все больше.
