земли тем или иным путем. И в то же время он понимал, что, раз я заставил его смотреть прямо в огромное темное дуло «кольта» 45-го калибра, это будет последнее, что он увидит в жизни.
Затем внезапно вся пещера осветилась. В нее один за другим вошли девять человек. Четверо полицейских в униформе, еще четверо — в штатском. Последний, девятый, был весь вывалян в грязи, и во взгляде его светилось бешенство. Я сказал:
— Привет, Гомер.
На приветствие он не ответил. Просто спросил:
— Что, черт возьми, вы натворили?
— Поймал вам убийцу, дружище, — я пнул Уго носким ботинка. — Не беспокоитесь, он пока что еще не покойник... Просто в полном внутреннем раздрызге, и, если не доставить его срочно в больницу, боюсь, что лопнет от злости. Но с головой у него вроде бы в порядке, он все помнит и заговорит. Это он убил Дули. И прикончил собственного отца.
— И, разумеется, вы можете это доказать, — саркастически заметил Гомер.
Вельда протянула ему репортер «Сони».
— Здесь записано его признание, Гомер. Ну а уж потом, надеюсь, вы найдете его пушку 357-го калибра и тогда сможете предъявить ему обвинения по полной программе.
Гомер взял «Сони», надавил на кнопку, прослушал, затем перемотал и снова включил. Я буквально упивался этим зрелищем. И улыбался во весь рот, потому как Вельда, умница, моя девочка, все сделала как надо. Она сказала Гомеру:
— Он не видел, как я надавила на кнопку «запись», было темно... Просто решила... что, если он убьет нас, магнитофон останется, кто-нибудь его найдет, и, возможно, то будет наградой за все наши усилия.
— И припаять мне вы ничего не сможете, — сказал я Гомеру.
— Вы уверены?
— Абсолютно. Лицензия у меня имеется, ее действие распространяется на весь штат Нью-Йорк. Я задержал убийцу, обезоружил его и не убил. Так что?
— Где деньги, Хаммер?
— Что, не видать?
— Если бы не деньги, ни вас, ни меня тут бы не было, — ответил он.
— Что ж, тогда почему бы вам не созвать всех своих замечательных специалистов и не обыскать все вокруг? Если найдете, все ваше. Или Дядюшки Сэма... А пока будете этим заниматься, заодно поищите милого старикана, который жил здесь. Мне почему-то кажется, что Уго добрался и до него. В горах полно мест, где можно спрятать тело. Но нескольких собак или местных полицейских будет достаточно, чтобы найти, где Уго закопал Сланщика.
И тут оно снова началось... Сказалось напряжение последних нескольких часов. Ощущение было такое, точно в тело мое вгрызается изнутри безжалостный голодный зверь. Боль, сосредоточенная в ране, стала расползаться, словно паутина, отзываясь в самых отдаленных уголках. Я медленно подошел к Вельде, положил ей руку на плечо. И она тут же догадалась, что это не просто жест, что я пытаюсь удержаться на ногах, что вот-вот перегнусь пополам от боли. В руке у меня был по-прежнему зажат пистолет. Она взяла его и сунула в кобуру под пиджаком.
Гомер не сводил с меня глаз, явно не зная, что сказать. А потому пришлось сказать за него:
— Я вам еще нужен, мистер Ватсон?
— Где вас искать?
— Не утруждайтесь. Сам с вами свяжусь, — ответил я. Обнял Вельду за талию, она обняла меня, стараясь не прикасаться к ране в боку. Копы в униформе и штатском явно не знали, как им следует поступить дальше. Но поскольку Гомер не пытался нас остановить, расступились и дали пройти, освещая при этом дорогу фонариками.
Вельда спросила:
— Ты в порядке?
Я покачал головой.
Мы подошли к машине. Она отворила дверцу и усадила меня, потом села сама за руль. Вопросительно взглянула на меня, и я сказал:
— Надо... получить анализы крови. Потом поедем... в суд, за лицензией. Можем еще успеть, если будешь ехать быстро.
По пути она сделала всего одну лишь остановку. Я пытался отговорить ее, но она все равно притормозила у автозаправки, купила пакетик крекеров и протянула мне. Я принял пилюлю, заев ее крекером, но, похоже, опоздал. Боль все разрасталась, и лишь когда мы подъехали к Олбани, немного утихла.
Клиника оказалась по пути, и мы забрали результаты анализов. Ни у нее, ни у меня не было выявлено никаких постыдных заболеваний. Мы и в отдел выдачи лицензий успели — правда, всего за несколько минут до закрытия. Получили брачную лицензию, заплатили положенную сумму и вышли на улицу.
Давным-давно я не видел Вельду такой счастливой.
А во рту у меня появился привкус горечи, и дышать стало трудно. Вельда косилась на меня уголком глаза, потом приложила ладонь ко лбу и воскликнула:
— Черт, да у тебя же жар!
Я закрыл глаза и открыл их, только когда машина остановилась. Затем проехала еще немного. Вельда распахнула дверцу и буквально втащила меня на себе в какую-то комнату с кондиционером, где уложила на матрас с подушкой. Я чувствовал на себе ее руки. Но не понимал, что они делают, потому что мозг мой погрузился в какое-то полусонное состояние, довольно, впрочем, приятное, поскольку боли я больше не чувствовал.
Были лишь голоса. О, вечно эти голоса... Знакомые и незнакомые, громкие и почти угрожающие, но среди них постоянно присутствовал голос Вельды, и звучал он повелительно и строго, и немного спустя все эти чужие голоса стихли.
Я проснулся и почувствовал, что голоден как волк. Пытался вспомнить хоть что-то, но боль — не того рода опыт, что откладывается в памяти. В боку покалывало, и при глубоком вдохе снова появлялись резь и жжение. Не успел я и пальцем пошевельнуть, как ко мне подскочила Вельда, села и взяла за руку. Потом появился Ральф Морган, отвел ее руку, начал щупать у меня пульс. Прошло с полминуты, и он удовлетворенно вздохнул. Я, как ни странно, был еще жив.
Он спросил:
— Ну, герой, как себя чувствуешь?
— Хреновато. Но при этом почему-то страшно хочется есть. Какой сегодня день?
— Пятница.
— А число?
Он сказал. Неудивительно, что я испытывал такой зверский голод. Оказывается, я провалялся в отключке целых четыре дня.
— Чем кормили? — Меня так и разбирало любопытство.
— Может, тебе неприятно будет знать, но кормили через трубку, питательным раствором. Ладно, лежи тихо, сейчас попробуем запихнуть в тебя что-нибудь более существенное. И совсем немного, иначе вырвет.
— Вырвет... — с отвращением произнес я. — Хорошее слово, очень приятно слышать, особенно перед едой.
Морган хмыкнул и осмотрел рану. Повязку можно было не менять, и я очень обрадовался этому обстоятельству. Оказывается, как только я очнулся, Вельда побежала готовить мне завтрак. И вот он на подносе передо мной. Одно-единственное яичко всмятку и чашка с теплым молоком, в котором, ровно посередине, элегантно плавает кусочек тоста, намазанный маслом и посыпанный сахарным песком.
Бывают в жизни моменты, когда жаловаться бесполезно. И я позволил Вельде покормить себя с ложечки яйцом, затем съел половинку тоста, выпил несколько ложек теплого молока и, почувствовав, что устал, отвернулся. Есть больше не хотелось. Я закрыл глаза и погрузился в сон.
Пилюли были больше не нужны. Мой добрый и заботливый врач уже вколол мне обезболивающее.
Не помню, сколько раз я просыпался и ел. Но с каждым разом чувствовал себя все более окрепшим и
