— Только и хорошо, Коля, тем, кто совести не знает, — прибавил Иван Андреевич. — Оно, пожалуй, можно мужикам землю сдать по хорошей цене — мужики дадут! — усмехнулся отец. — Вот у Кривошейнова доходы большие!
Николай с каким-то восторгом взглядывал то на отца, то на мать.
«Какие они у меня хорошие!» — думалось ему.
— Ничего, проживем! — весело воскликнул Николай. — Теперь и я на ногах!
С мельницы повернули в деревню. Деревня была с виду неказиста. Тесным рядом ютились одна подле другой почерневшие избы по бокам широкой улицы. На улице возились в грязных рубашонках чумазые ребятишки. У завалин сидели старухи, греясь, как черепахи, на солнышке. Народ не возвращался еще с поля. Иван Андреевич с Николаем зашли в одну избу. Их так и обдало спертым, прокислым запахом. На скамье совсем ветхий старик плел лапоть. При входе гостей он пристально взглянул старыми слезящимися глазами и не сразу узнал господ.
— Здорово, Парфен Афанасьевич!.. — проговорил Иван Андреевич. — Вот сына старшего привел. Сегодня только приехал.
Николай подошел к старику и протянул ему руку.
— Не узнаешь разве, Парфен Афанасьевич?
— Как не узнать!.. Здравствуй, Николай Иванович, здравствуй! Бог тебе в помочь. Ничего… парень славный, чистый парень! — прошамкал он, присматриваясь к молодому человеку.
— Как здоровье? — спрашивал Иван Андреевич. — Ты, слышал я, хворал?
— Еще земля носит, Иван Андреевич, носит еще!.. Ноги вот одолели… не могу владать ногами, а то слава тебе господи. Спасибо барышне — мазью мажет. Быдто и легче. Не забывает больного.
С минуту они побыли в избе и вышли.
— Бедность, как посмотрю! — проговорил Николай.
— Неурожаи все были!..
— Плохо живут, по-старому?..
— Скверно.
— И все на бога надеются?..
Старик промолчал.
— Какая это барышня к старику ходит?
— Леночка… Она у нас тут за доктора. Неутомимая!
— Вот она какая! — протянул Николай.
Из деревни прошли в поле. По дороге встречались мужики и бабы, возвращавшиеся с работы. Все приветливо раскланивались с Вязниковыми. Все мужики и бабы казались Николаю сегодня особенно хорошими. Он был в самом идиллическом настроении. Все его восхищало, ко всему он относился тепло и сочувственно.
Уже смерклось, когда вся компания возвращалась домой.
— Елена Ивановна!.. — проговорил Вася, до того молча шедший рядом с Еленой. — Вы, верно, забыли? Мне сказывал Григорий Николаевич, что он сегодня зайдет к вам!
— Спасибо, Вася, что напомнили! — вспыхнула Елена. — Знаете ли, о чем я попрошу вас? Сходите к нам и скажите, что я останусь здесь!
— Остаетесь? — прошептал юноша упавшим голосом.
Елене показалось, что в голосе его дрожала скорбная нотка. Она вспыхнула.
— Да, остаюсь. Что же тут удивительного?
Она засмеялась, но смех ее был какой-то ненатуральный.
— Вы, Вася, скажите Григорию Николаевичу… Впрочем, нет… ничего не говорите. Просто скажите, что я сегодня не буду дома!
— Я скажу… Я ничего… Я так!.. — пролепетал Вася, смущаясь еще более и как-то неловко ступая своими длинными ногами. — Вы не сердитесь, Елена Ивановна, пожалуйста!
— За что сердиться? — с живостью возразила Леночка. — Вы просто глупости говорите.
— Это правильно! — добродушно промолвил Вася. — Глупости! Это вы верно… А мне показалось…
Он что-то еще хотел сказать, но слова, видно, не слушались его и засели в горле. Он улыбался кроткой улыбкой и счел долгом еще раз повторить: «Пожалуйста, не сердитесь! — причем это извинение у него выходило такое комичное, что Леночка улыбнулась.
— Я сейчас же иду, Елена Ивановна!
С этими словами он повернул назад и быстро зашагал по дороге.
— Ты куда это, Вася? — окликнул Николай.
— К Лаврентьеву.
— Приходи скорей, Васюк!
— Ладно.
— Странный этот Вася! — невольно вырвалось у Елены.
Ей вдруг почему-то захотелось вернуть его и идти домой, где ждал ее жених. Она колебалась, медлила и… тихо подвигалась вперед. Она решила остаться. С Лаврентьевым она увидится завтра и объяснит ему, почему не пришла. Она так долго не видела старого товарища детства, она так давно не слыхала горячих, волнующих речей, полных какой-то неопределенной и заманчивой прелести. Среди будничных забот эти речи казались праздничным колоколом, зовущим куда-то вдаль, где жизнь, мнилось, получала высший смысл и значение.
«Какой он стал красавец!» — неожиданно вспомнила Елена и вслед за тем почувствовала, что краска стыда разлилась по ее лицу, охватила ее шею, охватила все существо. Она старалась отогнать от себя эти мысли, но какой-то голос шептал ей: «Красавец, красавец!» Все шептало об этом: и тихий вечер, спустившийся на землю, и ярко мерцавшие звезды, и таинственный шелест наливавшихся колосьев, и дивный воздух, полный благоухания и прелести.
«Красавец, красавец!» Эти слова точно носились в воздухе.
Когда вошли в столовую, где на столе уже тихо шипел самовар, Николай заметил, что Леночка вдруг сделалась необыкновенно серьезна и сдержанна; ее синие глаза смотрели строго, и брови сурово сдвинулись; она так сухо ответила на шутливый вопрос Николая: «Отчего так задумчива ты?» — что Николай оставил ее в покое и с аппетитом принялся пить чай с густыми сливками, заедая домашней сдобной булкой и похваливая и чай и булку.
Отец с сыном окончили вторую партию в шахматы, а Марья Степановна уже клевала носом. Леночка сложила свою работу и стала прощаться.
Пробило девять часов, а Вася не возвращался.
— Куда же вы одна, Елена Ивановна? Я вас провожу! — сказал Николай.
— Не надо. Я и одна дойду — близко.
— Как хотите, а то я бы проводил.
— Конечно, проводи, Николай! — проговорил Вязников. — Нечего вам, Леночка, храбриться. Все лучше, коли проводят!
— Да я не боюсь. Николай Иванович, верно, устал с дороги?
— Еще будет время выспаться; а вы, барышня, не церемоньтесь с старым товарищем. Одевайте шляпку и пойдемте. А уж ты, мама, дремлешь?
— Нет… я не дремлю!.. — встрепенулась Марья Степановна, открывая глаза.
— По-старому! — засмеялся Николай, обнимая мать. — Сама дремлет, а говорит, что нет. Иди-ка, мама, спать. Ты ведь рано встаешь. Помнишь, как я ребенком все тебя спрашивал, хороший ли я сон увижу, а ты мне всегда говорила, что хороший… И ведь всегда хорошие сны снились, точно ты умела посылать славные сны.
— Еще бы не помнить!
— Я часто вспоминал в Петербурге об этом перед экзаменами. Как нарочно, все худые сны снились, и некому было мне пожелать хороших снов. А теперь нечего и спрашивать: я знаю, сны будут так же хороши, как и все вы…
Марья Степановна несколько раз поцеловала сына и перекрестила его. А он горячо целовал ее руку и глядел на нее с восторгом влюбленного. Он и в самом деле влюблен был в мать.
