правда ли, Сондра?
Она захихикала.
– Браво, Дэн! Ты умнее, чем кажешься.
– Но не настолько умный, чтобы понять, почему ты затеяла этот маскарад. Не хочешь просветить меня?
– Конечно... если ты откроешь эту дверь.
– Только тогда, когда мы закончим беседу.
– Ц-ц-ц! С таким недоверием относиться к старой коллеге...
– Сколько времени ты проведешь в этой комнате, зависит только от тебя, Сондра.
Она вздохнула.
– Когда убийца добрался до меня, мы знали, что это всего лишь вопрос времени, когда он убьет Эвана, поэтому разыграли его исчезновение. Я прикасалась к большинству личных предметов Эвана, когда мы были вместе, поэтому любой фиол, попытавшийся вызвать Эвана, вызвал бы вместо него меня. Притворяясь им, я заставляла всех думать, что Эван тоже был мертв.
– Но убийца знал, что он не убивал Эвана. Какой смысл?
– Мы не старались обмануть убийцу. Мы хотели только обмануть Корпорацию.
– Зачем?
– Потому что они бы взяли Эвана под защиту, и он бы не смог выполнить свое задание.
– Какое?
– Найти убийцу и замучить его до смерти. – Она произнесла это с огоньком в глазах, словно ребенок, думающий о Рождестве.
Дэн не сразу поверил своим ушам.
– Ты хочешь сказать?..
– На самом деле Эван пообещал, что я сама смогу сделать это. Он находит парня, вызывает меня, и я наказываю ублюдка руками Эвана. Не правда ли, романтично?
Ее лицо парило перед ним в темноте, улыбающееся, сумасшедшее, полностью потерявшее остатки человечности. Он даже не знал, что ей сказать.
– Сондра... Я знаю, через что ты прошла...
– Так ли, Дэн? – Насмешливая веселость полумесяцем осветила ее брови, глаза, губы. – Ты знаешь, каково это – умереть молодым?
Он скривился, вспомнив обвиняющий взгляд Аллана Пеллетьера.
– Думаю, да.
– А! Тогда ты знаешь, что смерть сама по себе – не самое плохое. Да, это больно, и, конечно, неудобно, но это быстро кончается. Самое плохое – сожаление: ты блуждаешь в дегте посмертности, и тебе ничего не остается кроме размышлений о веселье, которого у тебя никогда не будет, о друзьях, которых никогда не увидишь, о любви, которой никогда не узнаешь. И ты постоянно пересекаешься душами с каким-нибудь старым пердуном, дожившим до девяноста с лишним, и он воркует обо всех своих правнуках или о чем-то подобном, и ты мельком видишь все то, что могло бы быть и у тебя, если бы какой-то кретин с ножом не выделил тебя из толпы, чтобы разорвать твое тело на части, дав выход сожалению о собственном бессмысленном существовании. И вот тогда-то начинается настоящий ад, потому что ты осознаешь, что у тебя есть целая вечность, чтобы мечтать о том, что могло бы быть и чего никогда не будет. – Она захихикала. – Но мне не нужно говорить тебе это, ведь так, Дэн? Ты же все об этом знаешь, да? Думаю, это значит, что мы оба мертвы.
У Дэна возникло чувство, будто его рот набит песком.
– Ты знаешь, я не могу позволить тебе этого.
– Ой, да ладно, Дэн! Можно подумать, ты не сделал бы то же самое, если бы кто-нибудь тронул твою драгоценную Натали.
Его рука снова потянулась к «кнопке паники».
– Я могу оставить тебя здесь.
– Это не важно. Эван убьет сукина сына, со мной или без меня.
– Где Эван?
– Не знаю. И ты тоже не знаешь. – Ее лицо магло вот-вот исчезнуть во тьме, оставив лишь костяной полумесяц улыбки.
– Я не могу гарантировать безопасности Эвана, если он попадется нам на пути.
– Я не могу гарантировать вашей безопасности, если вы попадетесь на его пути. Теперь я могу идти?
Дэн вздохнул и глухо постучал в дверь.
– Серена!
Мфьюм открыла выход, на который Дэн показал рукой.
– До свиданья, Сондра.
