– Привет, очень надо поговорить, ты где?
– В мастерской торчу, приезжай, – Анфиса что-то с аппетитом жевала. – Что, Вадик звонил?
– Нет, не звонил. Он вообще тут ни при чем. У нас новое убийство, Анфиса. Приеду – расскажу, ты должна мне срочно помочь в одном деле.
– В каком? Я всегда как штык, ты знаешь, но все-таки в каком?
– Я буду у тебя через полчасика.
За полчасика Анфиса успела разогреть в микроволновке пиццу-пеперони и запечь яблоки. Но Катя на этот раз от угощения наотрез отказалась. Усадила Анфису и поведала ей о событиях дня.
– Ничего себе дельце! И во всем этом замешана наша Белоснежка-стервоза? – Глаза Анфисы стали круглыми.
– Я бы хотела встретиться с Пеговой, поговорить, – сказала Катя. – Наши, Никита, конечно же, будут ее допрашивать. Но… мне бы хотелось сделать это сейчас, немедленно и… Ну, не знаю. Просто взглянуть на нее в привычной для нее обстановке. С твоей помощью. Мы не могли бы ее сегодня где-нибудь случайно встретить? Если она дома, то, конечно, ничего не выйдет. А вдруг она где-то тусуется? Ну, ты понимаешь, о чем я.
– Так где же я тебе ее найду-то вот так сразу, – хмыкнула Анфиса. – Конечно, есть несколько мест, несколько тусовок, где такие, как она, бывают, и довольно часто. Но вот так сразу чтобы… И вообще, я что тебе – папарацци?
– Ты художник, ты замечательный художник, Анфисочка. Но…
– Ладно, пой, птенчик. – Анфиса нашарила на захламленном столе телефон. – Кого бы озадачить, а? Клубы обзвонить? Сейчас, правда, время детское, всего-то восемь вечера. Если Пегова куда и сорвется, то не раньше десяти-одиннадцати. Ты что, готова всю ночь не спать?
– Готова. И тебе не дам. Одна я ведь туда без тебя не пройду.
– Ты пройдешь одна куда угодно. Но где наша не пропадала? Дружки сердечные нас покинули, – Анфиса вздохнула, наградила себя куском горячей пиццы. – Ну, а мы им носы понатянем – сгоняем в клуб. Ладно, сейчас кому-нибудь звякну.
И она «звякала» битый час – то какому-то Питеру из «Ассошиэйтед Пресс», то Павлику из АПН, то каким-то Лелеку и Болеку, то какой-то Настьке, потом Корине, потом Анжеле, потом Вениамину, потом еще какому-то Гансу фон Зону из «Шпигеля». Катя навострила уши: голос немца был как труба. Язык общения с Анфисой – ломаный английский.
– «Дягилефф» на сегодня аут, – пояснила ей потом Анфиса. – Сегодня не котируется, завтра у них аншлаг, значит, там ее точно сегодня не будет. И, кажется, в «Gogol» тоже. Будем искать.
Наконец она напала на какого-то Тиграна: вынь да положь, найди! И тот обещал перезвонить.
Ждали еще примерно час.
– За что мне эта ваша стерва нравится, – хмыкнула Анфиса. – За то, что она шатенка.
– Шатенка? Ну и что? – Катя сидела как на иголках. За окном давно уже стемнело. А они все еще в мастерской.
– Сейчас век блондинок. Нарастят себе патлы накладные, и все, как одна, косят под русалок-ундин. Все, ну все осветлились сплошняком. – Анфиса покачала головой, увенчанной темными кудряшками. – Мода-с, надо подчиняться веяниям. А Фаина плевать на веяния хотела. И на «Вог» она давно наплевала, хотя там через номер ее фотки дают. Осталась натуральной шатенкой и заставила этот свой имидж долбаков- имиджмейкеров полюбить так, как она сама себя любит.
– Ты Нарциссом ее назвала в прошлый раз.
– Клинический случай нарциссизма. Я фотограф, Катя. Я такие комплексы и заморочки с лета секу. Таким, как она, важно лишь впечатление, которое они производят, отражение, имидж. А все остальное им до лампочки. От остального они устают. Они скучают и хандрят, когда разговоры ведутся на отвлеченные темы. Они помешаны только на себе, на своей внешности, на своих ощущениях. Чувства других их в крайнем случае забавляют, зажигают на какое-то время. Потом они гаснут. А самое ужасное для них не смерть, нет. Старость. Оттого-то такие, как они, в тридцать семь лет снотворные таблетки пузырьками и глотают. Умирать не страшно – вот их девиз. Страшно стареть, увядать.
– Увядать? Как цветы?
Анфиса внимательно глянула на Катю.
– Повтори-ка еще раз, что ты про ту штуку, которую вы из раны вытащили, говорила. Значит, и у этого Фаининого парня было найдено нечто подобное, как и у тех, других?
Но Катя не успела ответить. Позвонил тот самый Тигран.
– Так, ясно. В «Метле» ее нет. В «Ле-клуб» она только на Бутмана ходит, а он сегодня не выступает, значит, тоже вычеркиваем, – по ходу разговора комментировала Анфиса. – Тигранчик, ну а… Ага, проверил? Молодец какой. Что, тоже нет? Вот досада-то. А у джазменов… я забыла, как их логово зовется? И там нет? Что? Так что же ты сразу-то не сказал? Он нашел ее, – Анфиса подмигнула Кате, – только решил нас помучить сначала. Где она зависла? Ничего себе! Ну, она и раньше там бывала, она там почти завсегдатай. Тигранчик, солнышко, тысяча поцелуев и обед с меня, ресторан выбираешь сам!
Анфиса торжествующе потрясла телефоном.
– А еще говорят, зачем свободная пресса, – хмыкнула она. – Вот зачем. Все, двинули. Там, вообще-то, жестокий фейс-контроль. Но нас туда пустят.
– Куда мы идем?
– Есть одно местечко в Нововаганьковском. Полузакрытый клубешник. Та еще клоака – в духе «Идиота» и Тинто Брасса. – Анфиса сунула в сумку камеру, в карман диктофон и два мобильника – опять же с фотокамерами.
