опереться ладонями о камень. Это, впрочем, не помешало исследователю внимательно осмотреть печать, и он почти мгновенно различил на ней широко распространенный в некрополе Долины царей мотив: торжествующий победу шакал и девять связанных пленников возле него.
Картер глубоко вздохнул. Ему не раз доводилось видеть подобные изображения на печатях других гробниц Долины, но все те печати были сломаны, а гробницы разграблены. Он погладил ладонью камень и провел пальцем по рельефному узору. До сих пор шакалу нигде не удалось оказаться надежным стражем усопших, и не было никаких оснований полагать, что это случай окажется исключением. С замиранием сердца археолог вновь принялся счищать с камня землю, а когда обнаружил над каменным блоком тяжелый деревянный брус, немедленно приказал принести кирку с острым концом и осторожно проделал в нем отверстие, после чего достал из кармана электрический фонарик, прищурился и заглянул в образовавшийся глазок.
Ему удалось рассмотреть плотно уложенные от пола до потолка камни, перекрывавшие коридор. Судя по всему, их не пытались сдвинуть с места. А значит, то, что скрывалось за ними, должно было оставаться в целости и сохранности.
Картер медленно опустил фонарь и прислонился лбом к пыльной каменной плите.
Сомнений почти не оставалось: он стоит на пороге открытия. Внутри его явно ожидает нечто чрезвычайно ценное, тщательно погребенное и замурованное много столетий тому назад.
Но что?
Охваченный нетерпением, – он чувствовал, что не может ждать, – Картер присел на корточки и принялся с удвоенным усердием обметать дверь, попутно выискивая другую печать – ту, которая позволила бы определить владельца гробницы. Отсутствие таковой попросту исключалось, ибо, как ему было известно, согласно мировоззрению древних египтян, не что иное, как упоминание личного имени обеспечивало посмертное существование души умершего. 'И кто может с уверенностью сказать, – подумал Картер, неожиданно настроившись на философский лад, – что данный постулат, в сущности предположение о том, что именно слава заключает в себе истинное бессмертие, не соответствует действительности?'
Однако на глаза ему ничего подобного не попадало. Картер продолжал трудиться с удвоенной энергией, чувствуя, как его уже в который раз охватывает близкая к отчаянию неуверенность. Стремясь поскорее расчистить дверь полностью, он начал отскребать землю пальцами и почти сразу же ощутил под ними какую-то выпуклость. Картер на мгновение застыл в замешательстве и с новой силой и особой осторожностью возобновил работу. Вскоре Картер понял, что его находка представляет собой табличку из обожженной глины – совершенно целую, с начертанным на лицевой стороне рядом иероглифов. Бережно смахнув остатки земли, археолог поднялся на ноги и принялся внимательно рассматривать реликвию. Губы его беззвучно шевелились: он пытался прочитать надпись.
В какой-то момент пристально следившие за своим нанимателем рабочие увидели, что с его лица схлынула краска.
– Сэр, – осмелился подать голос Ахмед Гиригар, – что это? Что там написано?
Картер встрепенулся, словно возвращаясь к действительности, но лицо его тут же приобрело прежнее невозмутимое выражение. Ничего не ответив, он поднялся по ступенькам, старательно завернул табличку в мягкую ткань и, указав десятнику на лестницу, приказал:
– Заложи раскоп, Ахмед. Мы не можем продолжать работу до прибытия лорда Карнарвона. Засыпь яму доуровня поверхности и забросай камнями. Все должно выглядеть так, будто никакой гробницы здесь нет и никогда не было.
Домой Картер отправился лишь поздно вечером. Скалы причудливыми уступами вырисовывались на фоне звездного неба, на тракт ложились мрачные, молчаливые, как души умерших, тени. В такой час дорога из Долины царей была совершенно пустынна, и он едва ли рисковал встретить кого-либо в пути. Однако только возле самого дома археолог позволил себе расслабиться, и выражение отрешенного спокойствия на его лице сменилось торжествующей улыбкой. Вспомнив об оставленной на месте находки охране – самых надежных, пользовавшихся его безусловным доверием рабочих – и о том, что эти простые, необразованные люди были взволнованы почти так же, как и он сам, Картер улыбнулся снова Да,
Спрыгнув с седла, он огляделся по сторонам, как будто желая убедиться в том, что действительно вернулся в свой дом, а не заблудился где-то во сне. Его жилище – хрупкий оазис зелени среди остроконечных скал, камней и песка, располагавшийся в максимально возможной близости от царства смерти, – выглядело так же, как утром, когда он его оставил. Вокруг царила тишина, но Картер знал, что здесь, в стороне от Долины, среди с любовью обихоженных деревьев и цветов, ночь наполнена движением и полна жизни. Ощутив над головой биение крыльев, он вскинул глаза и увидел стремительно снизившуюся, а потом причудливыми зигзагами помчавшуюся в погоне за насекомыми птицу. Несмотря на сумрак, Картер по характерной, пятнистой окраске с первого же взгляда узнал козодоя, ибо он различал всех птиц, обитавших в Египте.
– Тейр-аль-мат, – тихо пробормотал археолог арабский термин, перевести который можно было как 'трупная птаха', то есть птица, приносящая несчастье, встреча с которой предвещает беду.
Картер мгновенно вспомнил о таинственной находке, спрятанной в его сумке. Он поискал взглядом козодоя, но птица уже исчезла. С волнением и тревогой в душе он нащупал рукой завернутую в ткань табличку и направился в дом, чувствуя, как его бросает в жар от внезапно нахлынувшего смятения. Картер всегда гордился тем, что, следуя высочайшим нравственным меркам своей профессии, работал во имя знания и просвещения, во имя раскрытия тайн прошлого, а не ради присвоения и сокрытия от других его реликвий. Что, кроме интересов науки, могло оправдать раскопки гробниц?
В отличие от многих не столь щепетильных коллег, в большинстве своем не более чем богатых любителей старины, дилетантов, а не профессионалов, ему никогда прежде даже в голову не приходило тайно унести с места раскопок какой-либо найденный предмет. Однако сейчас собственный поступок казался ему безусловно оправданным. Он знал, насколько суеверны местные жители, и не мог позволить нелепым сплетням и неоправданным страхам лишить его помощи квалифицированных рабочих, тем паче теперь, когда заветная цель была столь дразняще близка.
При появлении слуги Картер едва ли не впился руками в сумку и крепко прижал ее к груди. Коротко ответив на приветствие, археолог поспешил в свой кабинет, запер дверь и засветил лампу. Вокруг царила полная тишина. Канарейка, привезенная домой раньше, видимо, спала. Во всем доме не ощущалось никакого движения, лишь изредка мелькали какие-то тени. Несколько мгновений Картер неподвижно стоял перед лампой, потом взял ее, перенес на письменный стол, выдвинул стул, сел, положил сумку на столешницу и, открыв ее, осторожно достал табличку.
Пока археолог разворачивал находку, сердце его билось так сильно, что, казалось, готово было вот-вот выскочить из груди. Он непроизвольно поднял руку и принялся подкручивать кончик уса, но тут же рассердился на себя за излишнюю нервозность и усилием воли постарался унять терзавшее душу беспокойство. Какая глупость! Он же специалист, ученый! Неужели сейчас, в момент величайшего успеха, он проявит слабость и тем самым сведет на нет результаты многолетних усилий и тяжкого труда? Раздраженно покачав головой, Картер заставил себя выбросить из головы все постороннее и принялся внимательно изучать начертанные на табличке иероглифы. Расшифровав надпись, он откинулся на стуле.
– На быстрых крыльях явится смерть за тем, кто дерзнет потревожить гробницу фараона... – шепотом произнес он.
Казалось, будто эти слова повисли в воздухе и наполнили собой тишину.
Он еще раз вслух повторил перевод. В следующее мгновение что-то заставило его обернуться. Картер мог поклясться, что слышал какой-то звук. Он вновь огляделся по сторонам. Ветерок мягко колыхал штору, но кабинет был пуст – кроме самого хозяина, в комнате никого не было. Картер резко поднялся и подошел к окну. Снаружи тоже царило спокойствие, и только в теплом бархатном небе мерцали звезды.
Картер вернулся к столу и снова сел. И тут его внимание привлекла статуэтка, четко вырисовывавшаяся на фоне дрожащего света лампы. Потянувшись, он взял ее в руки. Маленькое, поражавшее изяществом изваяние было высечено из куска черного гранита, но каждая деталь, каждая линия были на удивление
