состав – три человека – курит сигареты, а прусская гвардия скрежещет на них зубами из расположенной неподалеку картонной траншеи.
Потом появляется капеллан, который в доказательство того, что солдаты его обожают, – он для них свой парень! – отпускает двусмысленные шуточки про дом, мамашу и прелюбодеяния. Огромный новый флаг подымается над землянкой, и враг без толку палит в него из винтовок 22-го калибра. И наши солдаты кричат «Ура!» под командой капеллана.
– Скажите, – спросила красивая подкрашенная девушка, не слушая, что ей говорит Джеймс Лоу, прослуживший два года пилотом французской истребительной авиации, – какая разница между американским асом и французским или британским летчиком?
– Фильм частей на шесть больше, – угрюмо буркнул Джеймс Лоу («Ох, какой он скучный! Где это миссис Уордл откопала его?»), сбивший в свое время тринадцать вражеских самолетов и дважды потерпевший аварию, что дало ему одиннадцать очков, к счастью не посмертно.
– Как занятно! Это правда? Значит, вам и во Франции показывали кино?
– Да. Занимали нас в свободное время.
– Понимаю, – согласилась она, поворачивая к нему бездумный профиль. – Вам, наверно, было ужасно весело, не то что нам, бедным женщинам – сиди весь день, скатывай бинты или вяжи всякие штуки. Надеюсь, в будущей войне женщинам разрешат сражаться: куда лучше стрелять из пушки и маршировать, чем вязать носки. Как вы думаете, в следующей войне женщинам позволят сражаться?
– спросила она, не спуская глаз с молодого танцора, гибкого, как червяк.
– Придется, наверно, – Джеймс Доу переставил искусственную ногу, приподнял ноющую руку – обе кости были пробиты трассирующей пулей, – если захотят снова воевать.
– Да, да.
Она с тоской следила за ловким, гибким танцором. Совсем юное тело, волосы, как лакированные, прильнули к голове. Слегка напудренное лицо чисто выбрито, он бледен, изыскан и скользит со своей блондиночкой в коротком платье плавно, уверенно, как мечта. Негр-трубач остановил запарившийся оркестр, и наступление музыки оборвалось, оставив крепость тишины во власти неутомимых защитников болтовни. Отроки обоего пола остановились, раскачиваясь, притопывая на месте, ожидая, пока снова зазвучит музыка, а ловкий танцор, безукоризненно скользя, подошел и спросил:
– Пойдем танцевать?
– Хел-ло! – протянула она нежным голоском. – Вы знакомы с мистером Доу? Мистер Риверс, мистер Доу. Мистер Доу – гость в нашем городе.
Мистер Риверс слегка покровительственно обошелся с мистером Доу и повторил:
– Значит – следующий танец?
Не зря мистер Риверс год проучился в Принстоне.
– Простите, но мистер Доу не танцует, – с безукоризненной светскостью ответила мисс Сесили Сондерс.
Мистер Риверс, отлично воспитанный, впитавший все преимущества годичного пребывания в культурном центре, изобразил грусть на своем гладком лице:
– Ну-у, пойдемте! Неужели вы весь вечер тут просидите? Зачем же вы тогда пришли?
– Нет, нет, может быть, потом. Мне хочется поговорить с мистером Доу. Вы об этом не подумали, да?
Он посмотрел на нее спокойными пустыми глазами. Потом пробормотал:
– Простите! – и ускользнул.
– Но как же так… – начал было мистер Доу. – Не надо, из-за меня. Если вам хочется танцевать…
– О, нет, с этими… с этими младенцами я вижусь постоянно. Так приятно встретиться с человеком, который думает не только о танцах… и о танцах. Расскажите лучше о себе. Вам нравится Чарльстаун? Знаю, вы привыкли к большим городам, но разве вы не находите, что в маленьких городках есть своя прелесть?
Мистер Риверс повел глазами, увидел двух девушек, смотревших на него небрежно-выжидающе, но подошел не к ним, а к группе мужчин, стоявших и сидевших у входа и ухитрявшихся каким-то образом создать иллюзию, что они и участвуют и не участвуют в общем веселье. Между ними было какое-то сродство: словно запах, их роднило одинаковое воинственное самоуничижение. Подпирают стенку – и все. Годны только для разговоров с хозяйкой и для танцев. Но даже разговорчивая хозяйка бросила их на произвол судьбы. Двое-трое из них, осмелев больше остальных, хотя и от них шел тот же слабый запах, стояли рядом с барышнями, ожидая, когда заиграет музыка, но большинство столпилось у входа, теснясь друг к другу, словно для взаимной защиты. Мистер Риверс услыхал, как они перебрасываются фразами на плохом французском языке и подошел к ним, чувствуя всю элегантность своего вечернего костюма, открывающего безукоризненное белье.
– Можно вас на минутку, Мэдден?
Сержант, спокойно куривший сигарету, вышел из толпы. При невысоком росте в нем было что-то большое, спокойное: ощущение сознательного бездействия после напряженной деятельности.
– Да? – сказал он.
– Можете мне сделать одолжение?
– Да? – повторил тот вежливо и отчужденно.
– Тут есть один человек, который не может танцевать, племянник миссис Уордл, его на войне ранило. И Сесили – то есть мисс Сондерс – целый вечер просидела с ним. А ей хочется танцевать.
Под спокойным пристальным взглядом собеседника мистер Риверс вдруг потерял свой высокомерный тон.
