– Ну да! Не желает принести стаканы.
– Прикажете принести стаканы, нэп?
– Да, принесите нам стаканы, пожалуйста!
– Слушаю, кэп. – Проводник пошел и вернулся. – Присмотрите за ним, ладно? – сказал он Гиллигену.
– Конечно, конечно!
Проводник ушел. Гиллиген с завистью взглянул на своего гостя.
– Да, видно, надо родиться в Джорджии, чтоб тебя обслуживали на этом проклятом поезде. Я ему деньги давал – и то не помогло. Знаешь, генерал, – обратился он к Лоу, – пусть лейтенант едет в нашем купе, ладно? Еще пригодится.
– Ладно, – согласился Лоу. – Скажите, сэр, на каких самолетах вы летали?
– Брось ты глупости, – прервал его Гиллиген. – Оставь его в покое. Он разорил Францию,» теперь ему нужен отдых. Верно, лейтенант?
Из-под изрубцованного, изуродованного лба офицер смотрел на него недоуменными, добрыми глазами, но тут появился проводник со стаканами и бутылкой джинджер-эля. Он принес подушку, осторожно подсунул ее под голову офицеру, вытащил еще две подушки для остальных и с беспощадной добротой заставил их сесть поудобнее. Он действовал ловко и настойчиво, как непреклонная судьба, охватывая всех своей заботой.
Гиллигену с непривычки стало неловко.
– Эй, легче на поворотах, Джордж, не лапай меня, я сам! Мне бы эту бутылочку полапать, понял?
Не обращая внимания, проводник спросил:
– Вам удобно, кэп?
– Да. Удобно. Спасибо, – ответил офицер. Потом добавил: – Принеси и себе стакан. Выпей.
Гиллиген открыл бутылку, наполнил стаканы. Приторно и остро запахло имбирем.
– Вперед, солдаты!
Офицер взял стакан левой рукой, и тут Лоу увидел, что правая у него скрюченная, сухая.
– Ваше здоровье, – сказал офицер.
– Опрокинем! – сказал курсант Лоу.
Офицер смотрел на него, не притрагиваясь к стакану. Он смотрел на фуражку, лежащую на коленях у Лоу, и напряженное, ищущее выражение глаз сменилось четкой и ясной мыслью, так что Лоу показалось, будто его губы сложились для вопроса.
– Так точно, сэр. Курсант! – ответил он признательно и тепло, снова ощутив молодую, чистую гордость за свое звание.
Но напряжение оказалось непосильным для офицера, и его взгляд снова стал недоуменным и рассеянным. Гиллиген поднял стакан, прищурился.
– Выпьем за мир, – сказал он. – Трудно будет только первые сто лет.
Подошел проводник со своим стаканом.
– Лишний нос в корыте, – пожаловался Гиллиген, наливая ему.
Негр взбил и поправил подушку под головой у офицера.
– Извините меня, кэп, может, вам принести что-нибудь от головной боли?
– Нет, нет. Спасибо. Не надо.
– Но вы больны, сэр. Не пейте лишнего.
– Лишнего? Не буду.
– Он не будет, – подтвердил Гиллиген. – Мы за ним последим.
– Разрешите опустить штору? Вам свет в глаза не мешает?
– Мне свет не мешает. Идите. Позову, если понадобится.
Инстинктом, присущим его расе, негр понимал, что его заботливость уже становится навязчивой, но снова попытался помочь:
– Наверно, вы забыли телеграфировать домой, чтобы вас встретили? Вы бы позволили мне послать им телеграмму? Пока вы здесь – я за вами присмотрю, а потом кто о вас позаботится?
– Ничего. Все в порядке. Пока я здесь – вы за мной присмотрите. Потом сам оправлюсь.
– Хорошо. Но все-таки придется доложить вашему батюшке, как вы себя ведете. Надо бы поосторожнее, кэп. – Он обернулся к Гиллигену и Лоу: – Позовите меня, джентльмены, если ему станет дурно.
– Уходите! Сам позову. Если станет плохо. Гиллиген с восхищением посмотрел вслед уходящему проводнику.
– Как вам это удалось, лейтенант?
Но офицер только перевел на них растерянный взгляд. Он допил виски, и пока Гиллиген наливал стаканы, курсант Лоу, привязавшийся, словно щенок, повторил:
