Борода невозмутим:
— Наказание должно быть скорым и неотвратимым. А за крысятничество — тем более. Не ссы, к ночи успокоится все.
К ночи не успокоилось ничего. Наоборот, прибыл командир роты Парахин, за ним наш Воронцов. Замполит с дежурным по части бегали по казарме, как угорелые. Парахин орал что-то про дисбат и бил дневальных кулаком в грудь. Дежурный по части, пожилой старлей, то и дело подбегал к окну, из которого выпал Черникин, свешивался из него по пояс, и, вглядываясь в темноту, причитал: «Суки! Ну, суки! Ну почему всегда в мое дежурство, а? То повесится какая-нибудь сука, то в окно выпадет, то вообще съебется — ищи потом! Суки, ну просто суки!» Всех выстроили на этаже. Поочередно вызывают в канцелярию — где был, что делал, что видел или слышал.
Простояли почти три часа.
Черникина не жаль никому. Все как один повторяют: пришел пьяный, буянил, хотел блевануть в окно и выпал. Виноваты, не успели задержать. Обещаем исправиться.
Версия всех устроила. Тем более, что Черникин не умер, высота не та. Отделался лишь сотрясением мозга и что-то сломал себе. Ему могло бы повезти больше, попадись он на прошлой неделе — под окнами тогда лежали здоровенные сугробы. Но позавчера в части проходило «приближение весны», и теперь повсюду только мерзлая земля.
«Крысу» отправили в питерский госпиталь. Там он пролежал несколько месяцев, и в часть возвращаться наотрез отказался, устроившись в обслугу.
— Слушай, там просто какой-то отстойник для чмырей — то Холодец там зависнет, то вот этот теперь! — ухмыляется Паша Секс. — А мы туда с тобой попасть мечтали!.. На хуй, на хуй!..
Через год почти, ближе к весне, из Питера дошли до нашей глухомани слухи, что Черникин попался на краже и там. Но уже по-крупному — десятки комплектов белья, пижам, хозпринадлежностей, кучу лекарств — все это он загонял тамошним скупщикам, но кто-то стуканул и его взяли.
Так как хитрый и осторожный Черника связывался теперь исключительно с казенным имуществом, на этот раз никто его из окна не выкидывал. Его, кажется, судили, но чем дело кончилось, мы не узнали — ушли на дембель.
Приказ же свой наши старые обмывали на рассвете, по-тихому довольно. Без развлечений обычных — помдеж каждые полчаса в казарму заглядывал.
Повезло нам.
Старые хлопают друг друга по плечам, спине, орут что-то радостное и подбрасывают в сырое небо шапки.
Приказ. Наконец-то. Мы ждали его не меньше. Дождались, бля. Теперь совсем немного осталось. «Чуть-чуть — и все!» — радуется Паша Секс. «Ага, чуть-чуть… Годик всего…» — отвечаю ему.
Хотя понимаю, о чем он.
Ходят слухи, что «нулевка» — самая первая партия дембелей — будет чуть не завтра- послезавтра.
Старые притихли. Разом все, как-то непривычно даже.
Доводят альбомы, готовят последние штрихи парадки.
Так же странно видеть их в подменке, чумазых, вкалывающих на «дембельском аккорде».
Смысл аккорда — задать дембелю нехилый объем работы без обозначения срока. Закончишь завтра — езжай домой послезавтра. Если аккорд примут, конечно.
Аккорды бывают индивидуальными или групповыми. Ремонтные работы, стройка, иногда — подготовка замены, обучение младшего призыва.
Водилы из роты МТО чинят и «пидорасят» технику. Мандавохи целыми днями роют траншеи под кабель и не вылезают с техничек. Мазута облагораживает спортгородок и укрепляет полосу препятствий. Повара штукатурят и белят столовую. Подсобники строят теплицы и латают крышу коровника. Даже писаря носятся по штабу и усиленно шелестят бумагами.
Наши ремонтируют крыльцо КПП. Самоху, Дьяка и Пепла взводный озадачил ремонтом караулки и губы.
Бойцы под руководством Бороды учат наизусть «Устав гарнизонной и караульной службы» и сдают нормативы.
То и дело схватывают «лосей» и в «фанеру».
Совсем как мы полгода назад.
За выполнением дембелями аккорда следят пристально. Припахивать молодых не дают.
Но нас все равно припахивают.
Правда, по мелочам и урывками — Ворон обещал конец июня, если зажопит.
Дембеля не то, чтобы с душой работают, но и не косят. Некоторые даже входят в азарт, мало понятный нам, молодым.
Чем-то напоминают они мне персонажей «Мертвого дома». Там тоже люди стремились аккорд получить, «уроком» называли его. Правда, всего лишь на день он выдавался. А пообещай им свободу — тайгу бы всю спилили. Горы свернули бы.
Но горы горами, а дел хватает у них и в казарме.
Альбомы делают не все, но большинство. Изготовление альбома негласно поощряется командованием — лишь бы солдат был занят чем-нибудь. Работать дембель все равно не будет, на всех аккордов не сделаешь. А так хоть не мается от безделья. Творит, можно сказать.
Бывает, правда, придираются к фоткам — снимать что-либо в части запрещено.
Часто ротный или наш взводный крушат все в спальном помещении, срывают белье и переворачивают койки, выбрасывают все содержимое тумбочек в проход. Это называется «наведением порядка». Единственная вещь, которую они не тронут, не растопчут и не выбросят, а прикажут лишь сдать в каптерку — дембельский альбом.
Святая для солдата вещь. В нее он вложил всю душу, весь талант, что имел. А если не имел, то развил. А если и этого не смог, то сумел договориться с полковыми мастерами, проставился на курево, хавчик… Разыскал талант среди молодых и опекал его, не давал в обиду:
Короче, лучше — не трогать.
Художники, такие как Вовка Чурюкин, в большом почете. Стенгазеты, плакаты и боевые листки — лишь антураж. Художники заняты настоящим делом. Они создают вещь, которая делает воспоминания о службе приятными.
Дембельский альбом — вещь гламурная. В нем нет места говну первого года. Все возвышенно и пафосно, до уровня кича. Как того и требует простая солдатская душа.
Мы слышали, в соседних частях, в Гарболово, тамошние ВДВэшники вклеивают в свои альбомы фотографии, где они развлекаются с молодыми. Отрабатывают на них удары, выстраивают голыми на подоконниках: