Хорош союзник! Как бы мимоходом разрушает всю предыдущую договоренность. Но мимоходом ли?
Нельсон вообще не хотел вначале допускать Россию дальше Крита (Кандии). 6/17 декабря 1798 года он написал Спенсеру Смиту: «Я никогда не хотел, чтобы были к западу от нее (Кандии. —
Это добавило ярости в отношения к Ушакову.
За несколько дней перед тем, как Нельсон поздравил Ушакова, он пишет командующему английским флотом на Средиземном море адмиралу Сент-Винсенту о том, что приобретение Мальты будет для России «лишь прелюдией к войне со славными турками, когда Константинополь переменит хозяина. Это настолько ясно, что только слепой не увидит».
У него была идея фикс, которую он повторял постоянно: «Мое мнение о видах России давно сложилось, и до сего времени я вижу, как все, что они делают, ведет все к той же цели — обладанию всей европейской Турцией». Это же говорил он позднее (в 1804 году), когда Россия снова была союзником Англии. За всем же этим был трезвый стратегический и торговый интерес (здесь выделялись дипломаты и моряки братья Спенсер и Сидней Смиты[30] — пайщики Левантийской компании) не допустить проникновения России в Средиземное море, оставив там полновластным хозяином английский флот. С Ионическими островами не удалось — Мальту английский адмирал решил не упустить. Нет, он был не единственным политиком и в Великобритании, противостоящим России, не был он и ее творцом. Со времен «великой опасности» до 90-х годов XVIII века там сформировалась боевитая, пустившая корни в государственной жизни группа антирусских политиков, не придерживавшаяся никаких твердых принципов и договоров, не гнушавшаяся для защиты интересов толстосумов и торгашей никакими приемами.
Англичане всячески решили ослабить союзников. Для этого было сделано все, чтобы поссорить Ушакова и Кадыр-бея, заронить сомнение в Диване и даже у султана в искренности Павла. Трубриджу было поручено обрабатывать Кадыр-бея, заручиться его доверием и натравить на главнокомандующего соединенной эскадрой.
В общем, 23 марта Нельсон гордо пишет Ушакову о поднятом британском флаге, а через месяц при слухах о прохождении большой эскадры французов вынужден снять осаду крепости и уже надеется на помощь русской эскадры, доказавшей своим умением, что она может брать штурмом морские крепости.
«Мы ждем с величайшим нетерпением прибытия русских сил», — пишет Нельсон Сент-Винсенту 22 апреля (3 мая). И тут Нельсон рассыпается в лести всем: Павлу, Ушакову, Италинскому. Все ставится на карту: лишь бы не проиграть главному противнику — Франции. Ушаков проходит здесь курсы европейской политики. Нет, он отнюдь не простофиля, но верит в принципы, договоренность, твердое слово. Это его и отличало от многих известных своими высокими профессиональными качествами, но беспринципных исторических деятелей.
Ушаков принимает на борт три гренадерских батальона князя Волконского и откликается на призыв союзника. В конце декабря 1799 года эскадра Ушакова двинулась из Неаполя к Мальте. Нельсон понял, что слава победителя, штурмующего крепости, снова достанется не ему, и делает несколько выпадов против своего знаменитого соперника, обвиняя его в бездеятельности. Но в это время Павел тоже получил уроки от союзников, предавших его войска в Голландии и Швейцарии. Он приказывает Ушакову вернуться на Корфу. Политика войны чужими руками у англичан провалилась. Нельсон драматически восклицает: «Уход русских меня почти доконал».
Ушаков испытывает неловкость, даже огорчение от того, что ему не разрешили взять Мальту (а в этом он, да и другие после Корфу мало сомневались). Он пишет Мусину-Пушкину-Брюсу (28.XII): «Из Неаполя отправился я с эскадрами и войсками десантными в Мессину, куда и прибыл 24 числа сего декабря с непременным намерением следовать в Мальту. Но необходимая надобность и обстоятельства (рескрипт Павла I. —
Англичане в это время всячески уговаривают Павла не покидать коалицию. Но он уже принимает решение. Отзывает Суворова («пусть повоюют сами»), но оставляет эскадру Ушакова в Корфу. Русский император хотел сохранить союз с Турцией, имел обязательство перед греками Ионических островов и, по- видимому, надеялся на восстановление ордена иоаннитов на Мальте. Но судьба острова в центральном Средиземноморье была уже предопределена — Англия прибрала его к рукам.
«Она (Мальта), — говорил Нельсон, — дает нам большое влияние на Левант и на всю южную часть Италии. Из этих соображений я надеюсь, что мы никогда ее не отдадим». И не отдали. Нельсон даже пригрозил заморить население острова голодом, если оно проявит прорусские настроения. «Если какая-либо группа населения вывесит русский флаг, король не потерпит, и я не допущу подвоза зерна из Сицилии или из какого либо другого места».
Бол, который возглавлял осаду, все время отдавал приказания настраивать мальтийцев и их конгресс против России. Были, конечно, в английских правящих кругах люди, которые считали, что столь неискреннее поведение может подорвать союз (А. Пэйджей), но не им пришлось завершать мальтийскую эпопею.
25 августа (5 сентября) 1800 года крепость Мальта пала. По приказу статс-секретаря по военным делам Генри Дандаса над ней был поднят лишь английский флаг.
Павел I был взбешен, он разослал петербургским дипломатам ноту, в которой показал, как Англия вероломно нарушила конвенцию. Англичане неуклюже отрицали это, говоря о некоторой предварительности соглашений. Павел решил порвать с Англией. На английские суда было наложено эмбарго, запрещен вывоз в Англию кораблестроительных материалов, что наносило существенный ущерб судостроению, одновременно приостановлены платежи английским купцам, около двухсот английских судов в русских портах было задержано, их команды были высланы во внутренние губернии. Последовал разрыв всех отношений России и Англии. Коалиция распалась. Русская эскадра Ушакова еще 6(17) июля покинула Корфу.
Ночная дума
Константинополь отступал во тьму. Корабли входили в Черное море. Ушаков вышел на палубу незаметно, остановился в лунной тени. Солдаты суворовского батальона, посланного им еще для штурма Мальты, рассказывали забавные истории из заграничных походов. Матросы отвечали тем же. Один из них с удивлением и восхищением приговаривал:
— Красота-то какая! Красотища. Эхма-а, братцы, ничего этого мы бы не видали и не знали, если бы не наш Федор Федорович. Вот уж победы умеет ковать-то. Ажно страшно, куда забрались. А с ним не боязно.
— А и нам с Александром Васильевичем стало ничего не страшно. Он все дела свои вершит по божьим законам. Господь дал ему чудесную мудрость, и знал он все на свете, что было раньше, что будет потом. Ангелы божьи руководили им. Они слабые стороны его врагов указывали, а русскую солдатскую силу удесятеряли.
— А ты знаешь, — перебил другой, — он хоть и телом хлипок, не чета вашему адмиралу, но бог дал ему здоровье наикрепчайшее, хворь его не одолевала.
— Да что хворь, он с самими звездами речь вел и волны слушал, шелест листьев разумел. Бают, что по ночам он видел всех, кто погибший, и скорбел всегда сердцем, зная их. Дьявол, сказывают, — продолжал седоусый гренадер, — со всеми его врагами союз заключил, но Суворов дьявольских чар не боялся и наваждения всегда отводил от себя и солдат. Но однажды, — гренадер оглядел слушателей, достал трубку и, набивая ее табаком, продолжал, — дьявол таки одолел его солдат. Сила врага человеческого велика, и войско стало роптать. Дело еще было во время перехода через ущелье Сен-готардово, где и гнездился дьявол. «Не пойдем дальше! — кричали солдаты. — Мы голодны, не обуты, веди нас назад!» — «Хорошо!» — сказал Суворов. — Гренадер высек искру, и трубка его задымила, распространяя запах пахучего турецкого табака. — Так вот: «Хорошо, — он говорит. — Я позволю вам возвратиться назад, но прежде заройте меня
