скрыто под слоем грязи и пыли, а теперь вновь ожило.
– Итак, – обратилась я к графу, не в силах больше ждать, – вам не нравится?
Он молча покачал головой.
– Господин граф, не знаю, чего вы ожидали, но смею вас уверить, что каждый, кто понимает в живописи...
Он оторвал взгляд от картины и посмотрел на меня, немного поднял брови, его рот скривился в слабой улыбке, которой он пытался скрыть застывшее в глазах изумление.
– ... Так же, как вы, – закончил он мою фразу.
– О да, мне следовало бы воскликнуть: «Чудо. Все, что было скрыто от нас, предстало теперь во всем великолепии! « Да, это так, это правда. Но я опять думаю об изумрудах. Вы не представляете себе, сколько они принесли нам несчастья. А теперь, благодаря вам, мадемуазель Лоусон, мы устроим еще одни поиски сокровищ. Возникнут новые идеи и предположения.
Я знала, что граф поддразнивает меня, но в душе пыталась убедить себя, что он надеялся на то, что я не справлюсь с работой. Но теперь был вынужден признать, что ошибся, и поэтому перевел разговор на изумруды.
Весьма типично для мужчины, подумала я. А потом быстро напомнила себе, что, каким бы он ни был и что бы ни совершил, – это не мое дело. Меня интересовали только картины.
– У вас есть какие-нибудь претензии к моей работе? – холодно поинтересовалась я.
– Вы вполне оправдали данные вам рекомендации.
– Так, значит, вы доверите мне работу над остальными картинами?
На его лице промелькнуло непонятное мне выражение.
– Я был бы очень разочарован, если бы этого не произошло.
Я вся сияла, чувствуя себя победительницей в нелегкой схватке. Однако мой триумф был неполным, ибо граф стоял и улыбался, давая понять, что догадывается, какие страхи и неуверенность снедали меня.
Никто из нас двоих не заметил, как в галерею вошла Женевьева. А девочка, очевидно, в течение нескольких минут наблюдала за нами. Первым увидел ее граф.
– Что вы хотите, Женевьева? – спросил он.
– Я... я пришла посмотреть, как работает мадемуазель Лоусон.
– Тогда подойдите и посмотрите.
Женевьева приблизилась к нам, угрюмая и насупленная, как это часто бывало, когда она находилась в чьем-либо обществе.
– Взгляните! – сказал он. – Разве это не прекрасно?
Она не ответила.
– Мадемуазель Лоусон жаждет услышать комплименты по поводу успешного окончания своей работы. Неужели вы не помните, как выглядела эта картина раньше?
– Нет, не помню.
– Боже, какое отсутствие художественного восприятия! Вы должны попросить мадемуазель Лоусон научить вас понимать живопись.
– А она... останется здесь и дальше?
– Надеюсь, – сказал граф, – что надолго. – Его голос неожиданно изменился: теперь он звучал почти убаюкивающе нежно: – Разве вы не видите, как многое в замке нуждается в ее внимании?
Женевьева метнула на меня быстрый взгляд – жесткий и неприветливый. Затем повернулась к картине и сказала:
– Может быть, если она такая умная, то найдет и наши изумруды?
– Да, они действительно великолепны, – сказала я.
– Несомненно, это благодаря художнику... его владению красками...
Я решила не обращать внимания ни на его подковырки, ни на явное неудовольствие Женевьевы. Только картины, одни картины волновали меня, а тот факт, что они пребывали в течение долгого времени в забвении и небрежении, еще больше усиливал мое желание привести их в порядок.
Даже в этот момент граф наверняка знал бродившие в моей голове мысли, ибо поклонился и сказал:
– Всего доброго, мадемуазель Лоусон. Я вижу, вам не терпится остаться наедине с картинами.
Он сделал знак Женевьеве следовать за ним. И, когда они направились к выходу, я проводила их взглядом, сосредоточенно глядя сначала на одного, потом на другого. Едва ли когда-либо в своей жизни я испытывала столь невероятное волнение.
Итак, я осталась в замке, чтобы выполнить необходимые реставрационные работы. Я решила воспользоваться сделанным графом предложением относительно прогулок верхом, ибо они давали мне возможность более подробно ознакомиться с окрестностями замка.
Я уже изучила соседний городок и зашла там в кондитерскую, где выпила чашечку кофе и поболтала с очень любезной хозяйкой, которая была рада встретить и услужить гостье из замка. Она говорила со мной с почтением. Однако не преминула намекнуть, что знает о господине графе слишком многое. О Филиппе де ла Тале хозяйка отзывалась с большим уважением, а о Женевьеве – с жалостью. «Ах, мадемуазель будет реставрировать картины! Так-так, очень интересно, но я надеюсь, что мадемуазель еще не раз заглянет в кондитерскую, и в следующий раз, возможно, не откажется отведать домашних пирожных, которые высоко ценятся в Гайяре!»
Я прошлась по рынку, все время ловя устремленные на меня любопытные взгляды. Потом побывала в церкви и ратуше.
Перспектива ознакомиться с новыми местами казалась очень заманчивой, поэтому я обрадовалась, когда обнаружила, что в конюшне ждали моего прихода.
Мне предложили лошадь по кличке Боном, с которой у нас с первой же минуты возникло полное взаимопонимание. Я была очень удивлена и обрадована, когда утром Женевьева спросила меня, не могла бы она составить мне компанию. Девочка пребывала в спокойно-сдержанном настроении, и, пока мы ехали медленным шагом, я спросила, почему она позволила себе такой глупый поступок и заперла меня в камере забвения.
– Да, но вы же сами сказали, что не боитесь привидений. Вот я и думала, что это не доставит вам неприятных ощущений.
– А если бы Нуну не поняла, что вы натворили?
– Сама бы выпустила вас через некоторое время.
– Через некоторое время?! А вам известно, что человек может от страха умереть!
– Умереть? – испугалась она. – Только потому, что тебя заперли?!
– Нет, потому что тебя заперли в таком страшном месте, как камера забвения.
– Но вам это не грозит! – И она внимательно посмотрела мне в лицо. – Вы не рассказали о моем поступке отцу. Хотя могли бы... поскольку у вас с ним такие дружеские отношения...
Когда мы вернулись в конюшню, она как бы мимоходом заметила:
– Отец не разрешает мне ездить одной. Я всегда должна брать с собой кого-нибудь из конюхов. А сегодня утром никого не было. Так что, если бы не вы, я бы лишилась прогулки.
– Очень рада, что оказалась вам полезной, – сдержанно ответила я.
Я встретилась с Филиппом, когда гуляла в саду, и мне подумалось, что он, должно быть, специально пришел сюда, чтобы поговорить со мной.
– Мои поздравления, – сказал он. – Я видел картину. Какая огромная разница. Ее едва можно узнать!
Я вся засветилась от удовольствия. Он действительно был рад за меня.
– Мне очень приятно, что вы так считаете.
– Кто бы мог подумать! Это просто чудо. Я в восторге – не только от того, что вы так успешно справились с работой, но и от того, что вам удалось доказать, на что вы способны.
– Вы очень любезны.
– Боюсь, что я был не слишком любезен в нашу первую встречу. Но меня настолько удивил ваш
