– Все правильно. Я просто представил, как вы подавляете в себе подобные неприятные черты характера, если только мое воображение настолько богато, чтобы предположить присутствие у вас таких черт. Вы знаете, какой катастрофой завершился мой брак?
Я кивнула.
– Мой опыт в качестве мужа убедил меня в том, что я должен навсегда отказаться от этой роли.
– Вероятно, вы проявили мудрость, принимая такое решение.
– Не сомневался, что вы со мной согласитесь. Мне стало ясно, что он имел в виду. Если то, что он предполагал, было правдой и я позволила своим чувствам к нему стать слишком глубокими, меня следовало предостеречь. Я почувствовала себя униженной, оскорбленной и торопливо пробормотала:
– Меня очень занимают стены замка, я имею в виду их поверхность. Мне кажется, что на них есть фрески, которые скрыты под слоем штукатурки.
– О! – воскликнул он.
Но мне показалось, что он едва обратил внимание на мои слова.
– Я помню, как отец сделал однажды удивительное открытие: на стенах одного древнего замка в Нортумберленде он обнаружил изумительную живопись, которая была скрыта от глаз в течение столетий. Я чувствую, что здесь мы можем натолкнуться на аналогичное открытие.
– Открытие? – повторил он. – Да?
О чем он думал? Только не о фресках. О бурной и неспокойной семейной жизни с Франсуазой? Но была ли она бурной и беспокойной? Скорее несчастной и безрадостной, поскольку он решил никогда больше не подвергать себя подобному риску.
Я сознавала, что меня все больше охватывает глубокая страсть к этому непостижимому человеку. Что же мне делать? Как можно все это оставить... и уехать обратно, в Англию, к новой жизни, где уже не будет этого полного тайн замка, не будет графа, которому я мечтала вернуть счастье?
– Мне бы хотелось более внимательно осмотреть стены, – сказала я.
– Даллас, мой замок и я сам в вашем полном распоряжении, – ответил он.
9
Через несколько дней Филипп и Клод вернулись из Парижа, и той доверительности, которая вроде бы возникла между графом и мною, как будто бы и не было.
Клод с графом часто ездили вместе верхом, поскольку Филипп не был большим любителем верховой езды. Иногда я, наблюдая за ними из окна своей комнаты, видела, как они смеются и разговаривают друг с другом, и мне на память сразу же приходил разговор, который я слышала в ночь бала.
Итак, теперь Клод была замужем за Филиппом и замок стал ее домом. И она, хоть и не будучи женой графа, являлась теперь хозяйкой замка.
Вскоре мне пришлось почувствовать на себе ее власть. Это случилось уже на следующий день после ее возвращения. Примерно за пятнадцать минут до обеда в мою дверь постучали. Я удивилась, увидев служанку с подносом, так как в отсутствие Филиппа и Клод всегда обедала в столовой и, готовясь уже идти, переоделась в коричневое шелковое платье.
Когда служанка поставила поднос на маленький стол, я спросила, кто отдал распоряжение?
– Так приказала мадам. Буланже послал Жанну изменить сервировку стола, поскольку она приготовила прибор и для вас. Мадам сказала, что вы будете обедать в своей комнате. Буланже ответил, что ничего об этом не знал. Вы всегда обедали с месье графом и мадемуазель Женевьевой.
Я возмутилась подобным распоряжением, но постаралась скрыть свои чувства. Я представила себе, как все сейчас собираются в столовой, как граф ищет меня взглядом и удивляется по поводу моего отсутствия.
– А где же мадемуазель Лоусон?
– Я приказала отнести ей еду в комнату. Не может же она обедать вместе с нами! В конце концов она не гость, ведь вы пригласили ее сюда работать, – отвечает Клод.
Лицо графа темнеет от гнева.
– Что за глупости! Буланже, пожалуйста, еще один прибор. И тотчас же ступайте в комнату мадемуазель Лоусон и передайте, что я ожидаю ее к обеду.
Я ждала. Обед на подносе остывал. Но мои надежды не сбылись. Никто за мной не пришел. Ну, теперь-то уж я должна была бы наконец понять, какая я дура! Эта женщина, несомненно, являлась его любовницей. Он выдал ее замуж за Филиппа с тем, чтобы она находилась в замке, не вызывая своим присутствием скандала, поскольку был достаточно умным, чтобы не понимать: даже короли должны соблюдать определенную осторожность.
Что же касается меня, то я была всего-навсего странной англичанкой, одержимой работой и с которой можно провести время, если не подворачивается более стоящее занятие.
Но когда под рукой была Клод, то в моем присутствии, естественно, больше не нуждались. Тем более что Клод была теперь хозяйкой замка.
Неожиданно проснувшись, я ощутила, что кто-то находится в моей комнате.
– Мадемуазель... – Женевьева подошла ко мне с зажженной свечей в руке, – этот стук... Вы просили, чтобы я сказала вам, если снова услышу его.
– Женевьева... – Я села в постели, все еще стуча зубами от страха. Перед самым пробуждением мне снились какие-то кошмары. – Который час?
– Час ночи. Этот стук разбудил меня. Тук-тук... Я испугалась, а вы, помните, сказали, что мы пойдем и посмотрим вместе.
Я сунула ноги в тапочки и быстро накинула халат.
– Но я считала, что все это ваши выдумки, Женевьева.
Она покачала головой.
– Все было также, как и раньше. Тук-тук... так, как будто кто-то пытается дать знать, где они находятся.
– Где?
– Пойдемте в мою комнату. Там все слышно.
Мы с ней отправились в детскую, которая была расположена в самой старой части замка.
– Вы разбудили Нуну? – спросила я Женевьеву.
Она отрицательно покачала головой.
– Нуну трудно добудиться. Она говорит, что когда засыпает, то спит как убитая.
Мы пришли в комнату Женевьевы и прислушались. Кругом было тихо.
– Подождите минутку, мадемуазель, – попросила она. – Он то замолкает, то появляется снова.
– С какой стороны?
– Н-не знаю... Думаю, снизу.
В этой части здания находилась подземная тюрьма. Женевьева знала об этом, и для девочки с ее воображением подобное обстоятельство могло сыграть свою роль.
– Он скоро снова раздастся, – прошептала Женевьева. – Я знаю...
Мы сидели, напряженно вслушиваясь. Где-то вдалеке прокричала птица.
– Это сова, – сказала я.
– Конечно, сова. Думаете, я этого не знаю. Вот! Слышите... тук-тук. Тихонько, затем громче.
– Это внизу, – сказала я. – Пойдемте посмотрим, и если нам удастся, то выясним, что происходит.
Я взяла у нее свечу и пошла вниз по лестнице. Вера Женевьевы в мое мужество придавала мне силы. Хотя мне было довольно страшно бродить ночью по замку, как мы это делали сейчас.
Мы подошли к двери оружейной и немного подождали, прислушиваясь. Раздающийся вдалеке звук теперь был отчетливо слышен. Я не могла понять, что это такое, но почувствовала, как мурашки побежали по телу. Женевьева схватила меня за руку, и в колеблющемся свете свечи я увидела ее испуганные
