дружелюбный малютка на свете, и все восхищались этим днем рождения.
Сэм потирал руки, Сэм бросал ей вызов, и Лилит поняла, что все это было своеобразным обрядом посвящения для ребенка; он как бы говорил, что ребенок не только ее сын, но и его, и у него с сыном общая жизнь.
Лилит воспользовалась тем, что Лей вдруг громко заплакал. Кто-то пролил на его одежду шампанское, а пожилой человек с завитыми усами, попытавшийся позабавить ребенка, почти вплотную приблизил к нему лицо и скорчил гримасу, отчего Лей испугался и завопил.
Тут Лилит поторопилась к нему.
– Что такое, мое сокровище? – Она взяла малютку на руки, а он обнял ее за шею и прижался к ней лицом. – Все хорошо. Мама с тобой. Теперь все хорошо. – Она улыбнулась присутствующим. – Он сейчас пожелает всем вам спокойной ночи. Скажи «спокойной ночи», любимый.
Лей поднял лицо от лица матери и с серьезным видом помахал рукой.
– Спокойной ночи, малыш! – громко ответили присутствующие.
Лилит поспешила подняться с ним наверх. Когда глубокой ночью ресторан закрылся, а Лилит и Сэм оказались одни в своей спальне, она в бешенстве накинулась на Сэма; он не догадался, что бешенство было наигранным и входило в ее план.
– Ну, ты и сообразил!
– Что? – с невинным видом спросил он.
– Что! Взять ребенка из постели в подобное место... Все в дыму... И все эти люди... Удивительно, что он остался жив.
– Ему это не повредило. Парнишка был доволен.
– Доволен! Полагаю, что поэтому он так отчаянно завопил.
– О, да ведь это было потом. Разве ты не видела, как он смеялся? – Сэм хлопнул себя по бедру, но начал нервничать.
– Смеялся! Очень мило! Сперва ты хочешь, чтобы твоя собственная жена танцевала в подвальчике обнаженная... потом берешь собственного сына и пытаешься сделать из него пьяницу.
– Послушай, – сказал Сэм, – чего ты добиваешься? Вовсе я и не хотел, чтобы ты шла в какой-то подвальчик.
– О, не хотел? А тогда зачем говорил об этом?
– Так ведь это было тогда, когда ты пришла сюда впервые.
– Понимаю. Только пытался погубить невинную девушку.
– Не такую уж невинную, – заметил Сэм.
– Ты всех судишь по себе... и по Фан. – На это он промолчал, а она продолжала: – Я не потерплю, чтобы моего малютку таскали снова вниз в ресторан... никогда впредь.
– Ну, ведь это только потому, что был день его рождения.
– Мне безразлично, что за причина. Для него это было вредно, я против этого. Я тебе говорила, что хочу воспитать его как джентльмена.
– У тебя большие задумки.
– Они лучше маленьких.
– Они слишком большие для тебя, Лилит.
– А для него в самый раз. Я должна заботиться о нем, потому что я вижу, что никто больше не будет это делать.
– Послушай, Лилит. Надо быть разумной. Я хочу мальчику всего самого хорошего. Никто никому не мог бы пожелать лучшего, чем я ему желаю. Но ведь ему придется зарабатывать себе на жизнь, как мы это делаем. А у тебя в голове джентльмены.
– Сэм, – сказала она, – думаю, ты прав. У меня в голове джентльмены. Поэтому я не позволю, чтобы мой сын стоял в дверях ресторана, кланяясь всяким подонкам Лондона лишь потому, что они могут зайти и напиться до одури. – После этого она замолчала.
А утром она надела свой новый кринолин, малыша одела в его лучший наряд и отправилась повидать Аманду.
Наверху, в комнате Аманды, она сказала то, что репетировала по пути к Уимпоул-стрит.
– Аманда, у меня беда. – Это было правильное начало. Она знала свою Аманду – голубые глаза сразу же озабоченно расширились. – Мне не надо было бы обременять тебя своими заботами.
– Кому же еще ты можешь рассказать о них? Я бы обиделась, если бы ты не пришла ко мне после всего, что мы пережили с тобой вместе. В чем дело?
– Все ужасно, Аманда. Ну, просто все. Я испортила себе жизнь. Мне ни за что не надо было выходить замуж за Сэма.
– Не вышла бы замуж, не было бы у тебя Лея.
– Да, это так; ради него, Аманда, я готова умереть.
– Я знаю. Но скажи мне, чем ты огорчена. Позволь мне помочь тебе.
– Моя семейная жизнь вовсе не то, что ты думаешь. Сэм мне изменил.
