А теперь вот она танцует и кажется более соблазнительной, чем обычно, и этот человек не спускает с нее глаз. Сэм полагал, что он достаточно знает человеческие слабости и тут есть какая-то связь.
Она ушла в свою комнату. Посетители аплодировали и свистели, вызывая Лилит. Иногда она снова танцевала или пела что-нибудь; но она никогда не танцевала танец с вуалями дважды за вечер. Однажды Сэм хотел, чтобы она станцевала, но Лилит отказалась. «Ты ведь не хочешь, чтобы он надоел твоим посетителям, Сэм, – сказала она. – Довольно одного раза. Пусть приходят в определенное время, чтобы видеть его. Не стоит позволять им думать, что они могут приходить, когда захотят. Создай им маленькие трудности, и танец больше будет им нравиться». И она была права.
Он вышел из зала через заднюю дверь и пошел к ее комнате. Постучал, но ответа не услышал. Он постучал снова, но, так как она не отвечала, он открыл дверь и вошел.
– Ты слышала, что я стучал? – спросил он недовольно. Она кивнула.
– Ну а почему ты не сказала, чтобы я вошел?
– А потому, что я не хотела, чтобы ты входил.
– Послушай, мне начинают надоедать эти твои капризы и милости.
Она всего лишь как-то непонятно улыбнулась.
– Ну же, Лилит, в чем дело? В чем дело?
Привычное для нее выражение задиристости появилось на ее лице. Она начала задумчиво разглядывать потолок.
– Дождешься, – сказал он, – я тебя поколочу до синяков.
– Это было бы плохо для бизнеса, – ответила она. – Им нравится мой нынешний цвет. Тебе не стоит забывать об этом, Сэм.
– Что с тобой случилось? Что это за парень там?
– Там много парней.
– Ты знаешь, кого я имею в виду. Тот, который не спускал с тебя глаз. Я его раньше тут не видел.
– Не спускал с меня глаз! Хотела бы я знать, он пришел на меня поглядеть или отведать подаваемые Фан гренки с анчоусами.
– Они хлопают, требуют тебя. Надевай-ка лучше платье и выйди спой им что-нибудь.
– Не собираюсь больше сегодня петь. Я сейчас ухожу домой. Лицо Сэма стало таким же красным, как вышитые на его жилете цветочки.
– Не уйдешь! – заявил он.
– Уйду.
– Послушай, я тебе за что плачу?
Лилит состроила ему рожу.
– За то, чтобы я их зазывала... что я и делаю.
– Послушай...
– Слушаю.
– Да не нахальничай же ты!
– Я ухожу, Сэм.
Сэму редко изменяло добродушие, но, как он сказал, если уж он рассердится, то удержу не знает; и он держался сколько мог и достаточно вытерпел от нее.
Он старался говорить решительно:
– Если ты сейчас не выйдешь и не споешь им, считай, что ты здесь больше не работаешь.
– Хорошо, Сэм. Прощай.
Она сошла с ума сегодня; должно быть, она почти не слышит, что он ей говорит.
– Ты слышишь? – крикнул он. – Ты слышала?
Лилит кивнула.
– «Иди и пой или уходи!» – вот что ты сказал. Хорошо. Я ухожу. Я больше не выйду и не стану петь... после этого танца.
Она готовилась выйти на улицу, надела свою новую шляпку с черными и коралловыми лентами. Сэм смотрел на нее во все глаза.
– Послушай, – сказал он, – ты что, уходишь к Дэну Делани?
Она покачала головой.
– После всего, что я для тебя сделал... – Он заикался.
– Это не из-за меня, Сэм. Это из-за тебя.
– Я был для тебя отцом.
– Ну и странный отец! – сказала она насмешливо.
Это была уже прежняя Лилит, и он был рад видеть ее такой.
