— Все верно… — сказал он. — Это не Aranei, a, скорее, Arachnida. Подойдите ближе, посмотрите.
Осторожно, чтобы не вступить в агрессивную слизь, я приблизился.
— Видите, — сказал Борацци, — на передних, более длинных лапах, так называемых хватательных, по одному когтю? А на беговых лапах когтей нет… А теперь посмотрите сюда — это то, что отличает паукообразных от пауков. Хвост, типа скорпионьего, только у данного вида он загнут не над брюшком, а под него. И тоже с одним когтем. Передними лапами он схватил Вичета, а когтем на хвосте разорвал комбинезон… Вполне возможно, что где-то под когтем расположен пазушный мешочек с парализующим ядом… В одном он просчитался — Куги все-таки самообучающаяся биомашина, а не животное, и два раза на один и тот же прием не попадается…
Я нагнулся ниже, в нос ударил удушливый тлетворный запах.
— Ох, и вонища…
Борацци встревоженно оглянулся, подхватил меня под локоть и увлек в сторону.
— Это не от него воняет, — покачал он головой. — Это от них… Не следует дышать трупным запахом, можно серьезно отравиться.
На местах, где минуты назад стояли координатор и коммодор, высились две кучки оранжевого тряпья, залитого черной жижей, из которой проглядывали кости черепов и фаланг пальцев.
Я оторопел.
— Что это?..
— Знакомый эффект… — пробормотал Борацци. — Темпоральное старение… Таксидермисты для сохранения образцов фауны упаковывают ее в темпоральную ловушку, внутри которой время останавливается, и экспонаты могут храниться вечно в первозданном виде. Но стоит отключить ловушку, как экспонаты начинают стремительно стареть, в соответствии с прошедшим временем… — Он покачал головой. — Однако экспонаты в темпоральной ловушке неподвижны — методика, позволяющая им двигаться и жить, не старея, неизвестна. То есть нам неизвестна.
— Вы полагаете?..
Я указал глазами на раздавленного Аранея.
— Да, я полагаю, — твердо сказал Борацци. Он заглянул мне в глаза и неожиданно хмыкнул. — Впервые верю, что вам действительно дурно. Идите-ка отсюда, в конце концов, возиться с трупами — мое дело. Сейчас вызову биокиберов-уборщиков и наведу здесь порядок.
Я развернулся и побрел прочь. Только сейчас почувствовал, что меня поташнивает. И это была естественная реакция организма, а не искусственно внедренная в сознание фобия, как высотобоязнь.
— Надеюсь, этим все и закончится, — сказал мне в спину Борацци.
Но мне было настолько дурно, что я в это не поверил.
Глава 13
Приняв контрастный душ, мне удалось избавиться от подступивших к горлу рвотных спазмов, но избавиться от трупного запаха, как ни полоскал носоглотку, не получилось. Застрял запах в обонятельной памяти, и никакими дезодорантами и духами не перебивался. Одорантный синдром настолько выбил из колеи, что мысли смешались, начала болеть голова, и пришлось принимать медикаментозные препараты.
— Вас вызывает Уэль Аоруиной, — сообщил секретарь, когда я растирался полотенцем.
— Пусть подождет пять минут, — буркнул я. — Видишь, душ принимаю? Мог бы сам догадаться и предупредить инспектора…
— Я так и сделал, — спокойно отозвался секретарь. — Заодно и вас предупредил, поскольку инспектор не отключился и ждет на связи.
Набросив на себя халат, я посмотрелся в зеркало. От полоскания нос стал красным, распух, и никаких запахов, кроме трупного, не ощущалось. Снова побрызгался какими-то духами, но аромата не почувствовал, зато трупный запах вроде бы усилился. Похоже, я напрочь лишился обоняния.
— Ждет на связи… — раздраженно бормотал я себе под нос. — Не терпится узнать подробности…
Я взялся за ручку двери да так и застыл, не открыв ее. Навязчивый запах тлена сбивал с мысли, мешал аналитически осмыслить происшедшее, поэтому я только сейчас понял неадекватность восприятия трагедии. Нет, не Уэлем Аоруиноем, он-то как раз реагировал почти по-человечески, требуя от меня отчета. А вот медиколог воспринял все совсем по-иному — его гораздо более интересовал раздавленный Араней, чем останки Гримура и Ктесия, и экивоки в сторону того, что Борацци часто приходилось иметь дело с трупами, не могли служить оправданием. Он вел себя так, словно они не люди, не его товарищи, с которыми он работал, а так, нечто несущественное. Как он сказал: «Идите, я здесь сам приберусь…» Будто невзначай уронил из трубки на ковер табачный пепел и сейчас возьмет веник и подметет.
Выйдя из душевой, я не стал связываться с Аоруиноем, а прошел в спальню, достал из потайного кармашка чемодана жетон и опустил его в приемную щель кодов доступа к системе жизнеобеспечения.
— Знакомься, — приказал секретарю.
— Высший уровень допуска, — откликнулся он.
— Кто-нибудь предъявлял на платформе такой жетон?
Пару секунд секретарь помолчал, проверяя запрос в общей системе жизнеобеспечения, затем уклончиво ответил:
— Пока нет.
— Тогда заблокируй вход в коттеджи коммодора и координатора и никого, кроме меня, туда не допускай. Кстати, за последний час в их коттеджи никто посторонний не заходил?
— Сорок две минуты назад вы заходили в коттедж координатора Тулия Ктесия.
— И больше никто?
— Больше никто.
Я вынул жетон, опустил в карман халата и направился в холл.
— Соедини с инспектором Аоруиноем, но изображение на мой дисплей не выводи.
— Здравствуйте, глубокоуважаемый Уэль, — сказал я.
— Здр… — начал инспектор, поперхнулся и просипел: — Простите, уважаемый Са… Вольдемар, у меня здесь сильный одорантный фон… Что это у вас так озонирует?
Я с трудом сдержался, чтобы не ухмыльнуться, — все-таки он меня видел. У каратоидян две речевые формы: на дальние расстояния — радиочастотная, и на близкие — одорантная. Незаметный для меня насыщенный аромат духов бил по восприятию Аоруиноя наподобие колокольного набата.
— Отключите свой одоратор, — посоветовал я.
— Уж-же… — сдавленно просипел Уэль. — Погодите минуту…
До меня донеслось жужжание то ли вентилятора, то ли молекулярного очистителя воздуха.
Не мне же одному мучиться навязчивым одоратным синдромом, злорадно отметил я. Вполне возможно, что аромат мужских духов для каратоидянина сродни трупному зловонию.
— Продолжим… — минуты через три все еще сипло проговорил инспектор. — Докладывайте, уважаемый… э-э… Вольдемар.
Я подробно изложил ему голые факты, оставляя свои предположения и выводы за рамками доклада.
— У вас все, уважаемый Вольдемар? — спросил Уэль, когда я закончил. Сиплость в голосе пропала, и теперь он не заикался на моем имени. Все-таки удивительно, что он по-прежнему в мыслях продолжает величать меня Санышем. Будь он человеком, это можно было бы понять, но для каратоидянина с его абсолютной памятью…
— Да, глубокоуважаемый Уэль.
— То есть можно констатировать, что виновник смерти инженера-биомеханика Марко Вичета установлен? Не так ли, уважаемый Вольдемар?
— Да, глубокоуважаемый Уэль. Убийца Марко Вичета определен, но не выяснены причины происшедшего.
