Вырастет из маленькой стервочки, так и не ставшей мне падчерицей, большая стерва...
— Папа Карло, ты спишь? — вкрадчиво поинтересовался знакомый мальчишеский голос.
Я стиснул зубы. Только говорящего полена для полного счастья не хватало! Что ему двери, что ему казематы, когда оно сквозь стены преспокойно дефилирует?
— Сплю, — буркнул я.
— А как же работа? — обидчиво протянул Буратино. — Ты обещал... Задаток получил...
— Отобрали у меня задаток. А нет денег — нет работы, — нагло бросил я в темноту, чтобы отвязаться.
На рынке за такие слова любой заказчик начал бы моим куклам ручки-ножки отрывать, а за такие деньги без лишних слов и мне бы заодно голову отвернул.
Но Буратино ничего не сказал, и из темноты донеслось непонятное шуршание. Будто мыши забегали. Я повернул голову на звук, но в кромешной темноте ничего разобрать не смог. Неожиданно подумалось, что, в отличие от меня, Иванов прекрасно видит, что происходит в комнате. Возможно, для того и свет погасил, чтобы наблюдать за мной в инфракрасном излучении. Его последние слова при расставании о многом говорили.
— Держи, — сказал Буратино, и мне на грудь шлепнулась пачка долларов.
Я не пошевелился. Зачем мне деньги в каземате? Даже баснословные? Здесь я, так сказать, на полном государственном обеспечении.
— И что дальше? — едко спросил я.
— Как — что? — удивился Буратино. — Теперь у тебя есть деньги, значит, можешь работать.
— Где, здесь? — фыркнул я.
— Зачем здесь? У тебя тут материала нет, — рассудительно заметил он. — У себя на лоджии.
— И как я туда попаду? — равнодушно поинтересовался я. Сил на иронию уже не хватало. Что с Буратино возьмешь? Деревяшка, она и есть деревяшка, даже с баснословными суммами с денежного дерева Страны Дураков. — Дверь заперта, а сквозь стены, как ты, я ходить не умею.
— Так в чем дело? Давай научу.
— Щаз! — огрызнулся я. — Раз попробовал, больше не хочу.
— Но это же так просто! — возмутился Буратино. — Вставай!
Я так и не понял, то ли какая-то сила подняла меня и усадила на кровати, то ли я сам сел. Пачка долларов соскользнула с груди, упала на одеяло, и я, машинально нашарив ее рукой, сунул в карман джинсов. Такова уж натура человека — на льдине замерзать будет, но ни за что не решится из зеленых бумажек костер развести, чтобы согреться. Так и найдут закоченевший труп в обнимку с чемоданом долларов и исправной зажигалкой в кармане.
Нагнувшись, я поискал под кроватью бахилы, обулся, а когда распрямился, больно ударился затылком о выступающую из стены панель столика.
— Черт! — выругался я. — Ничего не видно... Никуда за тобой не пойду, только шишек о стены понабиваю!
— Что значит не видно? — удивился Буратино.
— Не видно, значит не видно! — окрысился я. — Темно хоть глаз выколи!
— Ты вправду ничего не видишь?
Я зло фыркнул и тут же почувствовал, как Буратино вспрыгнул мне на плечо и деревянная ладошка коснулась моего затылка.
— Эй, больно! — отпрянул я, но неожиданно обнаружил, что боль исчезла.
— Не дергайся, — попросил Буратино, — ничего плохого я тебе не сделаю.
Деревянная ладошка прошлась по глазам, и в комнате зажегся свет. Странный какой-то, блеклый, отчего все вокруг выглядело как в черно-белом кино.
— Что ты сделал? — ошеломленно спросил я.
— Улучшил твое зрение, — сообщил Буратино и спрыгнул с плеча на пол. — Идем.
Я встал с кровати, огляделся. Теперь мне верилось, что и сквозь стены пройду, однако где-то на периферии сознания появилось двойственное чувство, что это не моя уверенность, а кто-то навеял ее точно так же, как заставил сесть на кровати. Словно не Буратино, а я был марионеткой, и невидимый кукловод дергал меня за ниточки. Пойди туда, сделай то. Думай так.
— Чего медлишь? — поторопил Буратино.
Правой ногой он вступил в стену и вопросительно оглянулся на меня. В сумеречном свете синяя безрукавка и зеленые штанишки выглядели одинаково серыми, будто я стал дальтоником. Невеселая перспектива...
— Куртку надевать? — спросил я, с сомнением покосившись на вешалку.
— Куртку? — переспросил Буратино. — Ах, да, вы же существуете в ограниченном диапазоне температур... Хлипкие создания. Надевай.
Не знаю почему, но руки у меня были будто ватные, словно не я ими двигал, а все тот же невидимый кукловод. Непослушными пальцами я повязал шарф, натянул куртку, нахлобучил шапку. Затем неуверенно шагнул к стене и осторожно приложил к ней ладонь. Ничего не случилось. Стена была холодной и твердой.
