— У вас почти нет товара, — заметил он.
— Конечно. Товар расходится очень быстро и только за наличный расчет. Завтра, может быть, не останется и этого, а когда привезут — еще неизвестно. Ведь дороги опасны.
— А мне нужен материал еще и для жены маршала Нея.
— Ей нужен светло-голубой. У нее рубиновая диадема, а она очень пойдет к светло-голубому бархату.
Он посмотрел на меня с любопытством.
— Вы хорошо осведомлены, крошка! Вы состоите в пае в этом магазине?
— Конечно. Так берете бархат для м-м Ней, чтобы она во всем блеске предстала перед Бурбонами в Тюильри?
— С какой горечью вы говорите это, мадам! Вы разве бонапартистка?
— Если вы возьмете этот материал, он обойдется вам по довоенной цене.
— Я возьму и этот, и тот материал, но только в кредит.
— Тогда вы не получите материала. Я имею строгие указания. Кроме того, на этот материал уже есть покупатель.
Он считал деньги, а я отмеряла и складывала муслин для Жозефины и бархат для жены маршала Нея. Я даже отрывала куски тем энергичным жестом, какой часто видела у приказчиков в папином магазине.
— Для Жозефины семь метров муслина, — сказал он, отсчитывая деньги.
— Возьмите девять, — сказала я, отрывая шелк. — Она заставит вышить себе еще шарф к этому платью.
Он взял девять.
Расплатившись, он сказал мне, понизив голос:
— Попросите Леграна оставить нам кусок зеленого шелка с золотыми пчелами. Может быть, понадобится…
Пчелы, золотые пчелы Наполеона…
Когда он ушел, я пересчитала деньги. Сколько времени мы проживем на них? Неделю, две? Отныне я буду требовать у Этьена отчета и получать свою долю, — решила я.
Легран вернулся, и я заняла его место в фиакре. Кучер протянул мне газету. Я прочла еще в коляске эти пляшущие буквы:
«Союзные власти объявили, что император Наполеон единственное препятствие для восстановления мира в Европе. Император Наполеон, верный своей клятве, объявляет, что отказывается за себя и своих наследников от трона Франции и Италии потому, что нет такой жертвы, не исключая и саму жизнь, которой он не принес бы в интересах Франции».
Все это было написано одной фразой. Фиакр остановился. Жандармы не пропускали нас дальше. Кучер объяснил, что проезд запрещен, что в моем доме ожидают приезда царя. Я пошла пешком по пустынной улице, охраняемой жандармами.
Когда я вошла в дом, Мари подала мне рюмку коньяку.
— Выпей, Эжени, и я тебя одену. Сейчас прибудет царь.
— Я не пью коньяк, ты же знаешь, Мари.
— Все равно, выпей, смотри, ты вся дрожишь.
Я выпила.
— У тебя еще четверть часа, — сказала Мари, опускаясь передо мной на колени и надевая мне чулки и туфли.
— Я приму царя в маленькой гостиной, так как в большой гостиной вся семья в сборе.
— Я приготовила все в маленькой гостиной. Шампанское и печенье, не ломай голову, — Мари надевала мне серебряные туфельки.
Вошла Жюли в открытом пурпурном платье, держа за руку одну из дочерей.
— Как ты думаешь, Эжени, должна ли я надеть корону?
— Во имя Господа, зачем ты хочешь надеть корону?
— Я подумала… Когда ты будешь представлять меня царю…
— Ты действительно думаешь, что тебе необходимо быть представленной царю, Жюли?
— Конечно. Я обращусь к нему с просьбой защитить мои интересы.
— И тебе не стыдно, Жюли Клари? — прошептала я ей на ухо. — Всего несколько часов, как Наполеон отрекся. Семья делила с ним его успехи, и ты получила из его рук две короны. Теперь ты должна ожидать решения своей судьбы, — я едва могла говорить. — Жюли, ты больше не королева. Ты просто Жюли Бонапарт, урожденная Клари. Не более и не менее.
Я услышала звон металла. Корона выскользнула из ее руки. Потом она вышла, хлопнув дверью.
Иветт вдевала мне в уши серьги королевы Швеции.
— Меня весь день спрашивали, куда ты уехала, — сказала Мари.
— И что ты сказала?
— Ничего. Ты отсутствовала очень долго.
— Я отправила главного приказчика за деньгами к клиентам, а сама в это время обслуживала клиента в магазине.
— И как идут дела? — поинтересовалась Мари.
— Блестяще! Шелк и бархат продаются женам бывших маршалов. Дай мне еще коньяку, Мари.
По лестнице я спускалась, как бы летя. Не знаю, было ли то действие коньяка, или усталость и волнение. Внизу в галерее все стояли наготове: дамы в нарядных туалетах, мой племянник генерал, тщательно причесанный, в полной генеральской форме.
Виллат подошел ко мне и просил освободить его от необходимости присутствовать в гостиной. Я поняла и отпустила его кивком головы. Затем посмотрела на остальных.
— Прошу всех пойти в большую гостиную, так как я буду принимать царя в маленькой гостиной.
Мне кажется, они удивились. Затем я сказала Розену:
— Вы, только вы, граф, будете со мной в маленькой гостиной.
— А мы? — не удержалась Марселина. Я была уже на пороге.
— Я не хочу ставить французов в положение, когда они должны быть представлены победителю прежде, чем будет заключен мир между Францией и союзниками. Ведь император Франции только сегодня отрекся от трона.
Затем я вошла в комнату, а они все, понурившись, ушли в большую гостиную.
Я стояла прямо и неподвижно в середине комнаты, когда широко открылись двери, и вошел ОН в белоснежной форме, с золотыми огромными эполетами и круглым мальчишеским лицом. Золотистые кудри, беззаботная улыбка. А сзади него… сразу сзади него Талейран. Я поклонилась и протянула руку для поцелуя.
— Ваше высочество, я почел необходимым засвидетельствовать свое уважение супруге человека, который столько сделал для освобождения Европы, — сказал царь.
Лакеи налили шампанское. Царь сел рядом со мною на диван. Напротив, в кресле, — вышитый мундир Талейрана.
— Князь Беневентский был так любезен, что предоставил в мое распоряжение свой дом, — сказал царь, улыбаясь. — Я сожалел лишь о том, что ваш супруг не вошел в Париж рядом со мной, — он поморгал и слегка прикрыл веками светло-голубые глаза. — Я рассчитывал, что мы будем в Париже вместе. Мы обменялись столькими письмами! У нас даже возникли некоторые разногласия по поводу будущего Франции.
Я улыбалась и маленькими глотками пила шампанское.
— Я с нетерпением ожидаю прибытия вашего супруга. Надеюсь, вы знаете, как скоро можно ожидать его приезда?
Я покачала головой и выпила еще глоток шампанского.
— Временное правительство Франции — под руководством нашего друга, князя Беневентского, — он поднял свой бокал и слегка наклонил голову в сторону Талейрана. Талейран поклонился. — Временное правительство сообщило нам, что Франция стремится к возвращению Бурбонов и считает, что лишь реставрация может сохранить мир. Я несколько удивлен. А что думает по этому поводу Ваше высочество?
