Трое нападающих, о которых Эгин уже с полной уверенностью мог сказать, что никакие они не «стражники», а подозрительно умелые бойцы, возможно – и боевые маги заодно, все еще были живы.
Четвертый, изображавший сборщика дорожной пошлины, до сего момента не заявил о себе ничем. Однако Эгин подозревал, что именно он является главарем этой банды.
И правда. Неспешно, с теперешней Эгиновой точки зрения неспешно, а при взгляде не из Раздавленного Времени – с пугающей быстротой – отворилась боковая дверца будки и в игру вступил «сборщик пошлины».
В тот момент Эгин так и не смог понять: то ли мерзавец находился в какой-то видоизмененной, несколько менее действенной форме Раздавленного Времени, то ли владел техникой сверхбыстрых проницаний и движений (что не одно и то же). Но так или иначе, новый противник смог и обнаружить, и атаковать Эгина, находившегося в Раздавленном Времени, россыпью небольших металлических дисков, которая развернулась трехслойным «веером».
К счастью, их впечатляющая скорость полета теперь воспринималась Эгином всего лишь как быстрый бег жужелицы. Однако между ним и «сборщиком пошлины» были считанные шаги, а потому даже жужелице не потребовалось бы больше трех секунд, чтобы преодолеть их.
Уйти от иззубренных дисков вбок или вниз Эгин не мог. Выпущенные рукой мастера метательного искусства они распределились в пространстве так, чтобы поразить противника по меньшей мере в три точки – в районе шеи, груди и бедер – что бы тот ни делал.
Но бывают противники и – противники. Выплюнув заклинание Легкости, Эгин подпрыгнул. Воздух заструился по его телу, он загреб его руками и… понял, что плывет. Но плыть в воздухе означает лететь.
Эгин перемещался точно так же, как если бы выныривал с небольшой глубины: его влекло скорее вверх, чем вниз, хотя в любой момент он мог «нырнуть» обратно, на землю. Благо, задохнуться ему не грозило.
Не успел Эгин разобраться в новых ощущениях, как его занесло вверх на уровень крыши, то есть сажени на четыре над землей.
«Теперь я как рыба! Или, скорее, саламандра!» – Эгина охватило беспричинное ликование. Словно бы все противники уже побеждены, а сам он закрепил за собой умение воздухоплавателя навеки.
Но его нового противника было не так-то просто смутить. «Сборщик», истратив в первом же броске весь запас метательных дисков, достал меч и сдернул со спины щит. И если меч Эгина не впечатлил – навидался он на своем веку мечей самых разных, – то щит у «сборщика» был очень, очень опасен.
Это был щит-зеркало, редчайшая магическая диковина, свидетельствовавшая разом о трех вещах: его хозяин – маг классом не ниже варанского аррума Опоры Писаний; он неуязвим для молний, которые могут быть выпущены «облачным» клинком; он может похитить лицо Эгина.
Последнее, правда, при плохом освещении сделать было непросто, но испугался Эгин не на шутку. Верткой рыбкой-барабулькой он метнулся вдоль двускатной крыши и… почувствовал, что воздухоплавание завершилось столь же неожиданно, как и началось.
Эгин мгновенно потерял опору в воздухе, упал на крышу, скатился вниз и, падая, осознал, что волею случая оказался в тылу у своего противника.
Все-таки сейчас он имел определенные преимущества перед итским магом, главным из которых была быстрота. Поэтому тот только и успел, что рывком развернуться, закрываясь щитом-зеркалом. Благо, лицо Эгина находилось в тени будки, а потому его не смог захватить жадный зрак колдовского омута.
Меч Эгина, пущенный в ход не как магический огневержец, а как доброе старое белое оружие, с маху врезался в окованный край щита-зеркала, распущенный длинными крючковатыми захватами специально против подобных ударов.
Эгин бил изо всех сил, перехватив рукоять клинка обеими руками, как надлежало бы употреблять громадный меч Кальта Лозоходца, а не скромный полуторник.
На мгновение «облачный» клинок полностью угас, а потом… потом его полотно из Измененной стали расплескалось по щиту-зеркалу, словно бы только что окунулось в Жерло Серебряной Чистоты, превратившись из твердой субстанции в текучий расплав, в гибельную жидкую глину, захлестнувшую и измаравшую обитель Похитителя Лиц и ее хозяина.
Так, по крайней мере, показалось опешившему Эгину.
Итский маг, издав совсем немужественный, петушиный вопль отлетел от удара назад, нелепо взмахнув дымящимся щитом.
Отлетел – и сразу же сам попал в область действия звуковой магии, которая, как сообразил Эгин, бушевала здесь только в жестко очерченных границах. В тех самых границах, которых, как наивно надеялись сомнительные «граждане Ита», будет достаточно, чтобы гарантировать уничтожение Эгина и его спутников.
«Точнее, Есмара и его спутников», – поправил сам себя Эгин. В его сознании рождались и складывались ладными узорочьями догадки большие и маленькие.
Руки Эгина были по-прежнему полны оружием. «Облачный» клинок, в очередной раз явив неведомую грань своей глубинной природы, остался прежним мечом, хотя только что, казалось, он полностью истек на колдуна-щитоносца.
Последний, видимо, был настолько уверен в мертвительной эффективности звуковой магии, в точности копьеметателей и, наконец, в собственной неуязвимости, что, к удивлению Эгина, не позаботился загодя о надежной защите от калечащих разум и волю какофоний.
Возможно, он обладал какими-то смягчающими действие звуков амулетами, или, как и Эгин, был посвященным низших ступеней шен-ан-аншари. Возможно. Выжить он по крайней мере выжил. Но бойцом сразу стал никудышным.
Спустя короткий варанский колокол Милас и Эгин вошли внутрь будки сборщика дорожной пошлины и остались наедине с тишиной. На дороге, под моросящим дождем, остывали шесть трупов и две лошадиные туши.
5
– Ну конечно, конечно. Вот он, – буркнул Милас.
Он ухватился за кольцо, показавшееся только что из-под откинутого в сторону затоптанного до полнейшей истертости коврика. Открылся дышащий неизвестностью зев подполья.
Без лишних слов Эгин взял со стола сборщика пошлины лампу, присветил Миласу и бросил вслед свету Взор Аррума.
Не то он растратил чрезмерные силы на противостояние магическому шторму и на Раздавленное Время, не то и впрямь там не было внушительного противника, но Эгин смог нащупать лишь несколько слабых огоньков. Крысы, завсегдатайки всех историй о подземельях?
Милас, не колеблясь, начал спускаться вниз по вертикальной лестнице с перекладинами.
– Там что-то есть, – предупредил его Эгин на всякий случай.
– Несомненно, – равнодушно согласился Милас.
Эгин взял кольцо лампы в зубы и полез вслед за ним. Стоило ему оказаться на полу, а неяркому свету – завладеть стенами подземного зала, он сразу понял многое.
Квадратное помещение имело размер десять на десять шагов. В центре лежал труп полураздетого человека. Его голова была свернута набок так, как никогда не удалось бы ее свернуть, будь шейные позвонки целы.
«Скорее всего это и есть истинный сборщик дорожной пошлины».
Эгин заглянул мертвому человеку в лицо – напрочь стертое, лишенное признаков пола и возраста. Это был результат работы Похитителя Лиц, обитавшего в зеркале-щите убитого Эгином итского мага.
На том месте, где у покойника должно было быть сердце, сидела огромная белая улитка. Размерами она приближалась к степной черепахе и имела полупрозрачную раковину, сквозь которую просматривалось прорезанное тонкими синими жилками розовое тельце.
Кроме размеров, улитка мало чем отличалась от своих декоративных собратьев, которых иногда поселяют в резервуарах для малого лама варанские эстеты.
Было лишь одно «но»: длинная, в два локтя, золотая игла пронзала раковину улитки, проходила ее слизнеобразное тело насквозь и исчезала в теле убитого. В ушко иглы были продеты разом несколько
