Когда Эгин приблизился к замку вплотную, он увидел, что главные его ворота, которые в Гинсавере гордо звались Орлиными, поскольку надвратную арку венчал барельеф с целым орлиным выводком, не просто закрыты, а замурованы. Кладка была совсем свежей. Кое-где раствор еще не успел полностью затвердеть и поменять цвет на более светлый.
Эгин потянул за бечеву надвратного колокола, но не услышал звона. Колокола тоже теперь не было, от него осталось одно массивное медное кольцо на веревке.
И только тогда Эгин сообразил, что замок готовится к скорой осаде. Война, о которой так много говорили на Фальме в последнюю неделю, уже началась.
Затем он долго звал хозяев, расхаживая под стеной. Защитники Гинсавера не узнавали его. Большая часть войска в такую рань еще спала, стены отрядили караулить немногочисленных наемников (чтобы отрабатывали на всю катушку) и самых зеленых новобранцев. Немудрено, что те не знали даже, кто такой Адагар.
Потом, на счастье Эгина, на надвратную стену занесло одного из стряпчих Вэль-Виры, прислуживавшего за столом во время той аудиенции, на которой барон Гинсавер заваливал мозги Эгина всякой чушью.
– А-а, это же этот… как его… учитель… по-варански говорить учит… лекаря нашего приятель… – заключил стряпчий, щуря сонные глаза.
Эгин кротко кивнул. Он кивнул бы, даже если б его опознали как золотаря баронов Семельвенк, так он продрог и оголодал за время своего путешествия к Золотому Ножу и обратно.
Со стены ему спустили плетеную люльку. Каурый в люльку никак не помещался и потому его пришлось бросить внизу, на поживу подходящему врагу. Впрочем, Эгин тешил себя надеждой улизнуть из замка прежде, чем его стены облепит паутина осадных лестниц.
4
Флигель, в котором располагались комнаты Адагара и его собственные комнаты, был превращен в казарму. В воздухе стоял плотный алкогольный дух. Всюду храпели, сопели, ворочались.
Под дверями в комнату Эгина лежал, подстелив под себя тулуп, немолодой инвалид-ополченец с культей вместо левой руки. Он тихо варнакал во сне, нежно причмокивая губами. По его лицу деловито скакала проснувшаяся первой блоха.
Осторожно перешагнув через спящего, Эгин отворил дверь.
К счастью, никто не покусился ни на его комнату, ни на имущество. Видимо, в преддверии осады даже самым завзятым мародерам было не до того.
Он беспорядочно набил дорожную сумку своими вещами, не позабыв даже краюху хлеба каменной черствости, недоеденную им как-то за ужином. Надел доспехи из кожи шардевкатрана и сменил рубаху.
Собравшись, он выглянул в окно. На стенах замка не наблюдалось особого оживления, что его сильно обнадежило.
«Значит, время еще есть».
Эгин решил осмотреть напоследок комнаты покойного Адагара. Совсем не магические книги хотелось ему увидеть. Он собирался взглянуть на глиняного человека. И таким образом как-то скруглить для себя всю эту гнусную историю с наихудшим из возможных концов, который можно было кратко суммировать формулой «ни Лагхи, ни Зверды, ни Овель».
Он вспомнил нужную дверь и, вовремя освежив в памяти навыки мага-домушника, коими снабжал своих питомцев в чине аррума Свод Равновесия, отпер дверь, взломав охранительное заклинание похотливого мага.
В комнатах Адагара было как всегда затхло и уныло. Чудовищный беспорядок, какие-то меловые контуры на полу, несвежая постель, закапанная вареньем… В этой комнате Эгин задерживаться не стал, поспешив туда, где стояло кресло с глиняным гнорром. Кресло по-прежнему стояло, а вот гнорра – гнорра видно не было…
«Что бы это значило?» – спросил себя Эгин.
К сожалению, ответ напрашивался сам собой. Прознав о его, Эгина, подлости, Адагар попросту уничтожил свое близкое к совершенству творение. Чтобы другим не повадно было обманывать.
Эгин вернулся в соседнюю комнату. Внимательно осмотрел ее на предмет каких-нибудь намеков, доказательств… хоть чего!
Его внимание привлекла лишь фляга. Та самая фляга, которую он в последние дни так часто видел у Адагара. Решив, что страннику – да будет его посмертие скорее легким, нежели тяжелым! – она все равно теперь не пригодится, а вот для него будет очень даже не лишней в свете грядущего затяжного бегства, Эгин бездумно клацнул карабином кожаной оплетки фляги у себя на поясе и направился к двери.
Не успел он открыть ее, как на его плечо легла холодная, холодная рука с выпуклой развилкой голубых вен. Эгин обернулся.
– Лагха?
5
Да, это был Лагха. Сделанный человек. Плод магического искусства странника Адагара. Совсем такой же и совсем другой. Только глаза его были по-знакомому бездонными. Платье ему заменяла обернутая вокруг груди пыльная оконная портьера.
– Давненько не виделись, гиазир Эгин, – шепотом сказал Лагха.
Эгин захлопнул дверь и обернулся к гнорру. Ему было странно признаться себе, что он не верит собственным глазам. Однако гнорр привычным жестом уже протягивал ему руку для церемонного поцелуя. Правда, перстня гнорра на ней теперь не было.
Средство, как обычно, подействовало безотказно. Эгин мигом вернулся к реальности. По крайней мере сделал в этом направлении несколько неуверенных шагов.
– А я уж думал, мне здесь пылиться вечно. Эх, что за место!
– Мы в Гинсавере, в замке барона Вэль-Виры, – сказал Эгин, не в силах оторваться от довольно-таки невежливого разглядывания гнорра Варана.
– Это я уже понял из разговоров людей в коридорах. Я, между прочим, слушаю их с позавчерашнего вечера.
– …Значит, вы… – Эгин замялся, силясь подобрать подходящее выражение, – ожили позавчера вечером?
– Приятно знать, что для вас, Эгин, мое, скажем так, пробуждение было не меньшим сюрпризом, чем для меня.
Эгин кивнул. «Да уж, не меньшим. Значит, Адагар все-таки… м-м… познал баронессу! Ну старика-а-ан… Так и не решился уничтожить детище своих магических ваяний», – заключил Эгин в странном отупении.
– А где мой захолустный спаситель, любитель фальмских красот, игрец-затейник Адагар?
– Он погиб позавчера.
– Вот как? – Лицо Лагхи выражало крайнее изумление.
– Да. Я был свидетелем его смерти.
– Свод Равновесия?
– Нисколько. Если совсем коротко – его убила баронесса Зверда.
– О, я вижу моя девочка как всегда не промах!
«Теперь уже „наша“ девочка», – снова промолчал Эгин.
– Адагар покусился на ее честь, – пояснил он.
– Ого! Впрочем, странники все такие. В них чрезмерно много человеческого. Я имею в виду, что, учитывая их магическую одаренность, это можно назвать словом «чрезмерно».
Наконец-то Эгин смог улыбнуться. Последняя реплика Лагхи, где высокомерие и правда были смешаны в равных пропорциях, окончательно убедила его в том, что перед ним гнорр и никто другой.
– То есть, если я правильно понял, мы никого не ждем, – подытожил Лагха.
– Никого.
– В таком случае нам следует разыскать для меня какое-нибудь платье и уносить отсюда ноги подобру- поздорову. В этом Гинсавере я совершенно теряю самообладание. Еще не хватало, чтобы наш новый гнорр обнаружил меня здесь сидящим под замком и смиренно ожидающим расправы. Это после всех тех стараний, которые потребовались от вас для того, чтобы я перестал быть призраком! Задержись вы, Эгин, на сутки, уверен, так и случилось бы.
