После небольшой паузы подполковник сказал:
— Виски кончилось. Есть чем Мишу помянуть?
— Остался его «Козацкий напий».
— Гадость изрядная, но на безрыбье сойдет, — обреченно махнул рукой Пирогов.
Офицеры выпили, закусив ломтями свежего арбуза и парочкой зеленобоких огурцов.
— Давит следователь? — спросил гость.
— Еще как, — хмуро ответил Виктор.
— Отчитаться в Москве спешит, стервоза…
— Работа у него такая…
— Песья. Вот что, Новиков… — Пирогов оборвал себя на полуслове, протянул руку к стакану.
Было заметно, как рука подполковника дрожит особой, мелкой дрожью, присущей людям с изношенной нервной системой.
— Давай еще выпьем! — предложил Пирогов. — Меня, наверное, на покой отправят. Сидеть дежурным в райвоенкомате до пенсии. А тебя, Витя, сдадут. Стрелочник нужен, на которого всех собак повесят.
Нагнув голову, Новиков потер виски.
— Кому нужен? Не вам же, товарищ подполковник!
Его собеседник натужно закашлялся, выигрывая паузу, чтобы подобрать нужные слова. Пирогов долго по-стариковски кхекал, небрежно сплевывая на пол и затирая плевки подошвой сапога. Прочистив бронхи, он смочил глотку отдающим сивухой алкоголем.
— Банников на тебя стрелки переводит. Ему скоро генерала должны присвоить, вот он и рвет задницу. Принципиальность свою показывает, виновных ищет. Самому подставляться не хочется. Инцидент-то политический! Международный конфуз, понимаешь ли! Вот он козла отпущения для отчетности и выбрал.
Подполковник повернулся к темному окну. Стекло отразило острый профиль усталого человека с высоким лбом, круто нависшим над глазами. Пирогов посмотрел в непроглядную тьму и задумчиво произнес:
— Мне будет не хватать тебя, лейтенант.
Следствие было разыграно как по нотам. Старшему лейтенанту инкриминировалось умышленное убийство и превышение служебных полномочий.
Дознаватели сознательно игнорировали все показания свидетелей. Банников умело отрежиссировал ход следствия.
Акт медицинской экспертизы отягощал вину подозреваемого, а на показания патологоанатомов просто махнули рукой.
Проведать Новикова, заключенного в СИЗО, приходил подполковник Пирогов.
— Обложили тебя, Виктор, — сокрушался он. — Со всех сторон обложили… Ты же боевой офицер! Я до министра обороны дойду! Что творится!
Спеццентр расформировывали. Дело передали в прокуратуру московского гарнизона — постарался Банников.
Сам судебный процесс Виктор помнил плохо. Дико болела голова. Запомнилась лишь идиотская речь судейского чина, форменного кретина, талдычившего об интернациональном долге, о дружбе между народами, о чистоте мундира и долге офицера. Без всякой связи он принялся прославлять успехи демократии, прочитал краткую лекцию о вреде алкоголя и, окончательно запутавшись, понес совершенную ересь.
Даже председатель суда не выдержал и стал дергать придурка в погонах за полу кителя. Тот принял этот жест за знак одобрения и растянул свою речь еще на полчаса.
Зато прокурор блистал.
-..Моральная деградация офицера пагубна и для его подчиненных. Что, как не армия, является примером успехов социализма для наших иностранных друзей! — упивался законник собственным красноречием. — Подсудимый нарушил присягу и спровоцировал волнения среди курсантов, и вот закономерный финал гибель людей…
Прокурор поставил себе задачу приписать Новикову все смертные грехи.
-..Армия должна очистить свои ряды от подобных элементов! — смазал конец речи прокурор и потребовал наказания, от которого даже у предыдущего оратора при всем его идиотизме глаза полезли на лоб. — Путем поглощения менее строгого наказания я прошу вынести приговор… — прокурор сделал паузу, — десять лет лишения свободы с отбыванием…
— Может, лучше сразу смертную казнь? — Виктор нашел в себе силы, чтобы пошутить.
Официально процесс был открытым. Но никого из сослуживцев старлея в зале военного трибунала не было. Зачитали коллективное письмо офицеров полка, отличную служебную характеристику, послужной список с благодарностями командующего ограниченного контингента Советской Армии в Афганистане, командующего Среднеазиатским военным округом.
Председательствующий заколебался. Вроде бы умело подтасованные факты свидетельствовали против старшего лейтенанта, но, с другой стороны, его биография была безупречно чиста. Генерал-майор юстиции помнил, как накануне процесса ему позвонил крупный чин из Министерства обороны и в разговоре мимоходом обронил:
— Приговор должен быть суровым и справедливым. На доследование дело направлять не надо.
Слуга военной Фемиды был человеком старой закалки.
Начинал служить еще при зловещем Ульрихе, а потому намеки понимал с полуслова.
Для себя судья определил: «Лейтенант кому-то перешел дорогу. Не я, так мои коллеги его посадят и дадут на полную катушку… Пора на пенсию, совесть покусывать стала».
— Подсудимый, вы признаете себя виновным? — Вопрос задавался ради соблюдения судебной процедуры.
— Не признаю… — последовал ответ.
Лейтенант, теперь уже бывший, спокойно выслушал длинный перечень статей, пунктов, подпунктов.
Опытный законник, председатель сумел-таки смягчить обвинение. Зачлись и прошлые заслуги, и боевые ордена, ибо наплевать на это было все-таки неудобно. В конце Концов приговор прозвучал:
-..Семь лет исправительно-трудовой колонии… лишение воинского звания… Ходатайствовать перед Верховным Советом Российской Федеративной Республики о лишении правительственных наград Новикова Виктора Борисовича…
«Эх, были бы эти награды у меня на груди, сам бы сорвал их, швырнул под нос судье!.. — вертелась нелепая мысль в гудящей, словно церковный колокол, голове десантника. — Семь лет лагерей! За что?»
С последним звуком, срывающимся со старчески подрагивающих губ судьи, боевой офицер как бы перешагивал невидимую грань, разделившую два мира Там, во втором, были пересыльные тюрьмы, столыпинские вагоны, шмон контролеров и лай сторожевых собак, еда, похожая на помет, хмурые, недоверчивые взгляды сокамерников.
Новиков перешел в иное измерение, пропитанное подлостью, унижениями, тоской и ненавистью;
Глава 7
Тушу свечу, что миру угрожает, Покамест все огнем не запылает.
Лишь немногие, чье подлое благополучие зависит от народного горя, делают войны.
