— Послушай, сержант…
— Не сержант, а товарищ сержант! — развлекался тюремщик.
— Товарищ сержант, послушай…
— На «вы» обращаться! Здесь не блатняцкая «малина».
Исправительно-трудовая колония! Приходят, базарят не по делу! Сказали, чтобы свалил отсюда! — Раскормленная ряха контрактника была надменной, как у царского вельможи. — Наблатыкались тыкать, блин, мать вашу!
Неожиданно узкое пространство коридорчика проходной содрогнулось от топота подкованных сапог. Хозяин зоны подполковник Котиков обходил вверенные ему владения.
Видимо, уловивший обрывок фразы подполковник с порога рявкнул:
— Отставить!
Спесь слетела с сержанта в мгновение ока. Он подскочил как ошпаренный, сшибая обширным задом стул.
— Товарищ подполковник, за время несения службы никаких происшествий не произошло! — выпучив глаза и поднеся руку к виску, забарабанил контрактник.
— К пустой башке руку не прикладывают! — пробасил Вепрь. Обернувшись, он спросил:
— Вы к кому пожаловали?
Угадавший во властном крепыше хозяина зоны, Святой четким голосом произнес:
— Я хотел бы увидеть Новикова… Виктора Новикова.
Метнув из-под мохнатых бровей испытующий взгляд, подполковник, носивший грозную кличку Вепрь, снял фуражку, взлохматил рано поседевшие волосы.
— Отбыл Новиков! Осечку дал блатняцкий телеграф. — Голос подполковника звучал устало.
Погрозив толсторожему хаму пальцем, начальник колонии направился к железной двери, выкрашенной зеленой краской. Дотронувшись до ручки, он обернулся:
— А вы кем Новикову приходитесь?
— Служили вместе.
— Где? — продолжал допытываться дотошный Вепрь.
— В Афганистане.
Сведя к переносице брови, подполковник секунду что-то обдумывал, бесшумно шевеля губами. Постояв, он повернулся, перекрывая массивными плечами узкий коридор.
— Ну, раз добрались до нашего медвежьего угла, заходите., почаевничаем! — пробасил Вепрь, чуть качнув головой.
По лестнице они поднялись на второй этаж здания, где находилась администрация колонии. Усадив гостя на стул с гнутыми ножками и округлой спинкой, подполковник собственноручно заварил чай. Насыпав в граненые стаканы по щепотке заварки, он плеснул кипятка, поболтал коричневую жижицу и добавил из жестяной банки остро пахнущую траву. Подождав долю секунды, Вепрь долил кипятка.
Все движения подполковника были скупыми и размеренными. Он выполнял сложный ритуал, не терпящий суеты и ошибок.
— Пейте!
Подполковник подал стакан.
— Спасибо.
— Значит, служили вместе?
— Да. — Святой отхлебнул ароматную жидкость, благоухающую уральским разнотравьем.
— Что же раньше товарища проведать не приезжали? — без издевки спросил Вепрь.
Святому определенно нравился этот основательный, крепкий мужик, похожий на уральский утес. Он не стал играть с подполковником в кошки-мышки, выложив начистоту изъяны в своей биографии:
— Далеко был! Гостил в подобном заведении.
Ни один мускул не дрогнул на лице начальника лагеря.
Насмотревшийся всякого, Вепрь лишь глубоко вздохнул и отставил стакан. Подперев подбородок пудовым кулачищем, он отвлеченно пробормотал известную зековскую поговорку:
— Кто в ГУЛАГе не был, тот будет, а кто был, тот не забудет.
— Все под богом ходим.
Сиреневые сумерки опускались на зону. Тоскливо выли сторожевые собаки, предвидевшие холодную ночь. Отряды, выстроившиеся на вечернюю поверку, откликались сотнями голосов на перекличке. Засидевшийся с гостем подполковник нарушил правило присутствовать при поверке. Он рассказывал историю жизни старшего лейтенанта Новикова, рассказывал ту часть, которая была неизвестна Святому.
Предательство, несправедливый приговор, мытарство по тюрьмам и зонам были главами этой повести.
-..Вот такая бодяга у твоего командира получилась! — закончил подполковник, разрывая ногтем горку окурков, накопившихся в пепельнице.
Выудив остаток сигареты. Вепрь затолкал его в мундштук.
— Экономим. Зарплату задерживают и мне, и жене!
Малозначительный штрих о многом сказал Святому.
«Взяток не берет. Сидит на мешках с деньгами — любой авторитет ему отстегнет „зеленых“ сколько попросит, а он окурки выбирает. Крепкий орешек! Старой закалки мужик…
Но Новиков…»
— Куда Виктор мог податься? — вслух спросил Святой.
— Не знаю. Мне кажется, он постарается найти посадившего его за решетку генерала. Такие, как Новиков, ничего и никому не прощают. Особенно подлости. Не правда, что месть — это удел слабых, — вынес свой приговор начальник зоны, изучивший человеческую психологию не по книгам.
Прежде чем расстаться. Святой обратился с просьбой увидеть старого приятеля по Бутырской тюрьме. Подполковник не удивился. Похоже, что Вепрь вообще ничему не удивлялся. Насупившись, он буркнул:
— Не положено. Все, что посчитал нужным, я тебе рассказал, а нарушать режим не позволю!
На этой строгой ноте аудиенция у хозяина зоны была завершена. Святой не обиделся на старого служаку, ибо благодаря таким, как он, беспредел не захлестнул еще Россию.
Тепло попрощавшись, Святой вышел из кабинета. Подполковник позаботился о транспорте, договорившись с жившим в Верхотурье сверхсрочником. Дожидаясь, пока тот сдаст смену, бывший спецназовец еще раз прокручивал в памяти услышанное.
К ночи ветхие «Жигули» сверхсрочника, дребезжащие на ухабах, добрались до городка.
Местная гостиница кишела тараканами. Усатые твари буквально заполонили комнату, когда Святой погасил свет.
Поезда на Москву до вечера следующих суток не предвиделось, а коротать ночь на скамейке в парке не хотелось.
Проблемы с администраторшей уладила хрустящая купюра приличного достоинства.
— Ладно, поселю вас в двухместный номер. Но учтите, соседом будет шебутной малый. Заводной парнишка, любит шикануть! — предупредила администраторша, молодящаяся тетка с усиками над верхней губой.
Получив ключ. Святой отправился в номер. Не раздеваясь, он улегся и накрылся с головой одеялом. Серое влажное белье, шелестящие ножки насекомых, лунный свет мешали заснуть. Святой ворочался на жесткой, как доска, панцирной сетке кровати.
«Скорее бы утро!» — клял он про себя сервис провинциальной гостиницы.
В убогом номере наблюдались следы присутствия второго обитателя. Стол с облупившейся поверхностью был обильно усыпан обертками, фольгой от шоколада и прочими упаковками с надписями на иностранных языках. Посередине, отливая зеленью стекла, возвышались две пустые бутылки из-под шампанского. Отсутствующий постоялец был, по-видимому, неравнодушен к сладкому.
Где-то за полночь внизу у стойки администраторши раздались возмущенные вопли.
