– Итак, – произнес Шульгин, разливая по чашкам ароматный чай вишневого оттенка. – Клятву на Библии или Коране приносить не будем. Разве что потом, по завершении спецподготовки, произведем нечто вроде принятия присяги, да и то если это не поперек твоим политическим или религиозным убеждениям.
– Что понимается под спецподготовкой? – насторожился я.
– Не более чем курс теоретических знаний и практических навыков, необходимых для успешного выживания и достойного исполнения заданий, каковые могут быть тебе поручены… – Он подумал немного и добавил: – А могут и не быть… Для простоты представь, что ты чей- нибудь разведчик и готовишься легализоваться в стране, о которой почти не имеешь понятия. Правда, знаешь язык, да и то чересчур академически. Столь же уместный для повседневного общения, как оксфордский английский в доках Глазго. К примеру.
Действительно, его русский язык для понимания был гораздо сложнее, чем тот, на котором мы разговаривали с Новиковым. Но Андрей-то, по его словам, прожил в нашем мире около года…
– И все же, Александр Иванович, не могли бы вы несколько подробнее очертить круг вопросов, к решению которых я могу оказаться причастным?
– Какой осторожный человек, – хмыкнул Шульгин. – Да не ждут вас лихие перестрелки, теракты и экспроприации экспроприаторов. Ориентируйтесь на вполне рутинную, как всякая почти агентурная разведка, но иногда не лишенную приятности работу по сбору достаточно открытой информации, ее анализ, в почти исключительных случаях – определенная коррекция окружающей жизни методами иногда явной, иногда тайной дипломатии. Тем более что человек вы в общем грамотный, умеющий себя вести в нестандартных ситуациях. – Его манера обращаться ко мне то на «ты», то на «вы» слегка удивляла. Я еще не сообразил, как мне на нее реагировать. Попробовать разве тот же метод? Что-то мешало. Я решил пока, до установления более тесных отношений, ограничиваться вежливым «вы», придавая ему по необходимости различные интонации.
– А если опасаетесь, что совсем уж скучно будет на нашей службе, могу слегка утешить. Коррекция реальности штука увлекательная, хотя и обоюдоострая временами. Вот, например, занимаемся мы такими вещами, как сдерживание технического прогресса…
– Зачем? – поразился я. – Человечество всегда именно к прогрессу и стремилось…
– Кто это вам сказал? – в свою очередь, он изобразил на лице удивление. – Если вы под человечеством только Европу понимаете, тогда еще так-сяк. Да и то прогрессом она занимается от силы лет четыреста. Все же остальные обитатели Ойкумены, напротив, к прогрессу испытывают стойкую и вполне понятную неприязнь. Назовите мне навскидку любую неевропейскую страну, где к эпохе великих географических открытий за тысячу лет хоть что-то существенно изменилось, исключая, конечно, прямые заимствования у «колонизаторов». Вот то-то… Более же предметным наш разговор станет после того, как вы изучите курс сравнительной истории двадцатого века.
Далее – придется серьезно заняться тем, что на языке разведчиков именуется «обстановка». Это означает знание бытовых подробностей жизни в стране пребывания. Кто, когда, почему, какую одежду носит, какие цены в магазинах, ресторанах и отелях, когда и кому положено давать чаевые, как нанять такси или извозчика, как звонить по телефону, что делать, если вас задержит полисмен или городовой… Как ухаживать за женщинами, наконец!
То есть все то, что вы на сознательном и подсознательном уровне уже знали применительно к своей предыдущей жизни…
– Зачем так уж все знать? Всегда можно избрать для себя амплуа богатого иностранца, к примеру…
– Можно, но не всегда. И даже если так, то слишком часто это будет роль папуаса, доставленного в Париж в этнографических целях, поскольку в этом мире, как и в вашем, большинство стереотипов поведения гражданина цивилизованной страны отличаются очень мало. Нынешний русский, приехав в Мадрид или Берлин, будет допускать не слишком бросающиеся в глаза промахи и ошибки первую неделю-две, в зависимости от образованности и жизненного опыта. Вы же, уважаемый…
Мне ничего не оставалось, как признать его правоту.
– И наконец, последнее по порядку, но не по существу. Необходимый минимум общебоевой подготовки. С этим трудностей я не ожидаю. Мужчина вы крепкий и тренированный. Так, легкая шлифовка навыков рукопашного боя, владения огнестрельным, холодным и подручным оружием и, конечно, знание тактико-технических данных хотя бы основных систем, состоящих на вооружении армии и полиции все тех же «цивилизованных стран». Вождение существующих здесь автомобилей и мотоциклов для начала. Паровоз, вертолет, танк пока не обязательно…
«Ничего себе программа!» – чуть не воскликнул я. Как раз почти в пределах курса того воздушно-гренадерского училища, что заканчивал некогда отец Григорий. Но вовремя спохватился. Я вон на своей родной Земле попал в такую переделку, что без помощи старика и не выпутался бы. А здесь? Неизвестно еще, как на практике выглядит даже столь деликатно звучащая акция, как «сдерживание технического прогресса». А вдруг это подразумевает уничтожение хорошо охраняемых авиационных баз или заводов по производству боевых отравляющих веществ? Другое дело, надо ли мне вообще во все это ввязываться? Может быть, разумнее прямо сейчас остановиться, отыграть все назад и уехать с Аллой в Москву, Берлин или Лондон, где и посвятить предстоящие месяцы или годы спокойной работе в библиотеках, музеях и непосредственному наблюдению жизни с позиций того самого «иностранца из далеких нецивилизованных стран»? Назвать себя, к примеру, наследным принцем острова Раратонга…
Только вот как быть с природными качествами натуры?
– Хорошо, Александр Иванович, доводы ваши безупречны. Готов стать вашим паладином. Только с чего конкретно мы начнем?
– А как положено. Восемь часов физподготовки, восемь часов теории, остальное – личное время. Подворотничок там подшить, сапоги почистить, в самодеятельности поучаствовать, дров ротному напилить… Ты что, советским солдатом никогда не был, что ли?
И очень скоро я понял, что он имел в виду во время этого очень предварительного инструктажа. Особенно часто мне вспоминались его слова:
– Запомни, парень, никогда не станет хорошим руководителем тот, кто не научился подчиняться. В очень многих случаях – безоговорочно.
И еще одна мудрость была дарована мне господином Шульгиным, который, наверное, был в этих вещах куда эрудированнее меня:
– Уставы, братец, надо учить не потому, что этого хочется твоим начальникам для самоутверждения. Все уставы написаны кровью, и их знание необходимо, чтобы в бою освободить мозги для более нужных вещей…
И однажды пришло время, когда я сумел эту мудрость проверить на собственной шкуре. Но об этом позже.
В личном общении Александр Иванович оказался, как я и ожидал, человеком чрезвычайно приятным, остроумным и удивительно нестандартно мыслящим. Иногда невозможно было представить, что нас с ним разделяют почти полтора века насыщенной событиями и историческими катаклизмами жизни.
Физической подготовкой со мной занимались другие люди, равнодушные и неразговорчивые инструкторы с малоподвижными лицами, которые, однако, умели все. До такой степени все, что я, некогда гордившийся своими достижениями в регби, фехтовании, еще кое-каких видах спорта, в тренировочном зале ощущал себя ребенком. Мне позволялось делать только то, что инструктор считал нужным, но любая попытка хоть исподволь проверить, в состоянии ли я выиграть схватку тогда, когда мне этого хочется, натыкалась на совершенно железобетонное сопротивление. Все равно что попытаться ребром ладони перебить ствол дуба толщиной в обхват. Правда, рано или поздно я приходил к выводу, что все делается правильно и, выдержав пятиминутный тренировочный бой с
