Горвин почесал подбородок. – Ну, может быть ты отличница по математике? Или знаток квантовой физики?
Поняв, к чему клонит ее дедушка, Катя закатила глаза.
– Хорошо! Я поняла тебя.
Старик довольно сложил руки на груди и сладко протянул. – Вот видишь ты вовсе не крутая, – а через мгновение молчанья продолжил. – Но ты можешь такой стать, если появилось желание.
Катя обиженно посмотрела на волшебника.
– Для того, что бы в
Горвин по–доброму рассмеялся, – Моя дорогая, но дело не в математике или физике. Если у тебя есть тяга, то можешь заниматься чем угодно. Что бы стать достойным, стать «важным» нужно лишь одно – делать Свое дело и делать его хорошо. Каким бы оно ни было. Вот Нэльс – фонарщик. Опять же по призванию, – продолжал волшебник. – А ты?
Катя выпрямилась, как струна. Разговоры о выборе профессии ее всегда напрягала, а дедушка явно к этому и вел. Эх, как быстро сменилась тема!
– Ты уже определилась, куда поступать. Нашла институт? Я не успел спросить у тебя это в письме.
– Конечно! – парировала Катя. – Ты же умер.
Горвин медленно выдохнул. – Не хочешь говорить об этом?
– Нет, – коротко ответила девушка. – Умеешь же ты испортить настроение своей внучке. Это случайно не твое призвание?
Катя действительно не хотела говорить о том, куда решила поступать. И не потому что была обижена на деда, просто то, кем она хотела стать, не вызывало бы его одобрения. Катя не собиралась поступать в вуз, она выбрала обычное училище, которое все пытаются называть более престижным словом «лицей». Но сути дела – это не меняет – Катерина станет обслуживающим персоналом. Это решение девушка приняла ещё в начале года, когда по школе ходили представители вузов и настойчиво рекомендовали им определиться. Большинство из Катиных бывших одноклассниц поступали в институты, которые им выбирали родители. И делали это, потому что Надо получать высшее образование. Катя же не любила слова «надо» и «ты должна». Она считала, что с предложениями «кем ты хочешь стать» к ребенку должны были приходить ещё в первом классе, предупредив, что после одиннадцатого, об этом выборе придется сказать родителям. Катя боялась сказать дедушке о своем.
– Хорошо, хорошо, – сдался волшебник. – Когда захочешь, сама расскажешь. К тому же этот твой выбор не имеет значения, тебе уготована участь иная…
– Получается, для тебя ни один мой выбор не имеет никакого значение. Важно только то, что ты хочешь?
– Есть призвание, а есть глупые амбиции. Важно уметь отказываться от ненужного. К чему ты вообще задала этот вопрос?
– Уже не важно.
– Кааатя, – настойчиво протянул Горвин. – Говори.
Катя быстро сдалась. – Мне просто интересно. Если, я, как вы говорите, очень важная персона, в смысле хранитель.
– Так, – с улыбкой согласился волшебник.
– Есть у меня, в связи с этим, какие–либо привилегии? Так сказать для личного пользования.
Волшебник сурово сдвинул густые брови.
– У тебя ещё нет ни какой силы, а ты уже хочешь пользоваться ее привилегиями?
– Ну, началось, – выдохнула Катя. – Злыдень, когда ты стал таким занудой?
Фонарщик и книгочей напугано переглянулись. Они и в мыслях не могли представит, что таким тоном можно разговаривать с одним из старейшин. Но на их удивление реакция волшебника была положительной.
Он рассмеялся:
– Ох–хо–хо, моя дорогая! Я всегда таким был. Вон спроси у Рольфа. Не так ли?
Господин Вира улыбнулся. – Даже боюсь с тобой спорить. Ты не только зануда, но и хороший пакостник.
Волшебник закатился новой волной звонкого смеха.
– Так как насчет привилегий? – не унималась Катя.
– Да нет у тебя ни каких привилегий, – утирая проступившую слезу, ответил Горвин.
– А жаль. Если бы были, я охотнее принимала участие в ваших мероприятиях.
Волшебник лишь развел руками.
– Погодите, – вмешался Марк, сидевший напротив Катерины. – Кажется, первый хранитель может быть опасен, не только из–за того, что силы у него больше чем у остальных. Но и потому что у него есть Право Первого Хранителя, – произнес книгочей и поймал на себе совсем не дружелюбный взгляд волшебника.
– Опаньки! – обрадовалась Катя. – С этого места поподробнее. Мало того, что у меня силы больше, так ещё и право перового хранителя есть. И почему я все последней узнаю. Что это за право такое?
После недолгого молчания, оторвав суровый взгляд от рыжеволосого парня, Горвин ответил. – Вообще–то, я не собирался тебе об этом так скоро говорить.
– Это очевидно.
– Но если уж у твоих «друзей» язык длиннее, чем извилины в мозгу… Использования этого права, действительно может быть опасным. Если применить его неправильно. Магистериум не зря упоминает это в своих книгах.
– Ну, так скажи, в чем оно заключается, что бы я не совершила сей глупости. Не хочешь? Тогда я спрошу у Марка, – резво произнесла Катя и с задором посмотрела на книгочея. Правда, у того, желание что–либо рассказывать значительно поубавилось.
Горвин в очередной раз вздохнул.
– Нет, ну что с ней делать?
– Рассказывай уже, – улыбнулся Феарольф.
– Я конечно же, для начала, предпочел заручиться поддержкой короля и после начать твое посвящение. Но, раз все и так вышло из под контроля.
Повозка наехала на кочку, и сидевших внутри, слегка встряхнуло.
– Право Первого Хранителя, действительно можно назвать твоей привилегией. Их всего два. Это право одной спасенной жизни, – тихо произнес Горвин. – И право единожды исполненной воли.
— В смысле исполненной воли? Я могу пожелать чего угодно? – Обрадовалась Катя.
– Ни чего угодно, – пояснил волшебник. – Но многого. Если уж ты заявишь о своем намерении уже, никто не в праве не подчиниться твоей воли.
– Да ладно? Что, вот так вот просто. Захотела и мне подчинились?
– Нет, не так просто, – спокойно произнес Горвин, хорошо понимая, что знание о своих возможностях, ещё не дает человеку возможности ими воспользоваться. – Во–первых, это может произойти только после того, как ты объявишь себя хранителем. А во–вторых, все зависит от того насколько ты сильно будешь верить в то, что ты что–то можешь. Какова твоя вера, такова и сила.
Катя недовольно съежилась.
– Тоесть, я не могу просто так захотеть, что бы твоя магия вернулась в мир, и всем было хорошо?
– Нет. Этого не мог даже Алдарин. Он не верил, что в силах осчастливить каждого.
– Вот интересно, – возмутилась внучка волшебника. – Какой смысл тогда от великой силы, если нужно ещё поверить в то, что ей обладаешь? Зачем называть тогда, кого–то избранным и толкать на подвиги?
Все сидевшие в повозке синхронно посмотрели на Горвина.
Волшебник зевнул и лениво подтянулся.
– Вдруг из них кто поверит, – усмехнулся он. – Да так сильно, что сможет изменить мир. Волшебство
