Он упал и больше не вставал.
Из своей парикмахерской выбежал Джейк.
— Что с ним? — спросил он меня.
— Взял и упал,— ответил я.
Джейк посмотрел на банкира:
— Это сердечный приступ. Уж я-то знаю. Бегу за доктором.
Он побежал по улице к дому врача Мейсона, а со всех сторон стали сбегаться люди.
Я узнал Бена с сыроварни, Майка из клуба и двух фермеров, приехавших за покупками.
Выбравшись из толпы, я пошел домой. Мама увидела рыбу и обрадовалась.
— Вот вкусно-то будет! — сказала она,— Как тебе удалось наловить так много, Джим?
— Клев был хороший,— пробормотал я.
— Так не теряй же времени, начинай чистить. Немного мы съедим сейчас, несколько штук я отнесу проповеднику Мартину, а остальное посолю и положу в погреб. Там она продержится еще не один день.
Тут прибежала миссис Лоусон, что живет напротив, и рассказала маме о том, что случилось с банкиром Пэттоном.
— Он как раз разговаривал с Джимом,— заметила она.
— Почему же ты молчал, Джим? — спросила меня мама.
— Не успел сказать,— ответил я,— Я показывал тебе рыбу.
Мама и миссис Лоусон заговорили, перебивая друг друга, о банкире, а я пошел в сарай чистить рыбу. Баунс сидел со мной рядом и наблюдал. Я готов поклясться, что он был доволен не меньше меня. Будто и в самом деле помогал мне ловить рыбу.
— Хороший выдался денек, Баунс,— сказал я, и Баунс согласился со мной. Он вспомнил, как носился вдоль речки и дразнил лягушку, вспомнил, как приятно пахнет земля, если ее хорошенько обнюхать.
Я вовсе не хочу убедить вас, что Баунс заговорил со мной. Но у него был такой вид, будто он и в самом деле умеет говорить.
Люди все смеются надо мной, отпускают шуточки и стараются поддеть меня, потому что я деревенский дурачок. Но когда-нибудь этот дурачок покажет им всем! Они бы до смерти испугались, если бы с ними, например, заговорила собака. Просто я подумал, как было бы хорошо, если бы Баунс заговорил и мне не надо было бы угадывать, что он хотел сказать. Ничего удивительного я в этом не увидел бы, потому что всегда считал, что Баунс смышленый пес, и стоит ему только захотеть, как он начнет говорить.
Так мы и болтали с Баунсом, пока я чистил рыбу. Когда я вышел из сарая, миссис Лоусон уже ушла домой, а мама на кухне готовила сковородку для рыбы.
— Джим, ты…— сказала она и запнулась.— Джим, ты ведь никакого отношения не имеешь к тому, что случилось с банкиром Пэттоном, правда? Ты не толкнул, не ударил?
— Даже пальцем до него не дотронулся,— сказал я, и это была сущая правда. Я и в самом деле не коснулся его рукой.
Днем я работал на огороде. Мама иногда помогает кому-нибудь по хозяйству и зарабатывает немного, но если бы не огород, нам бы на это не прожить! Прежде зарабатывал и я, но после ссоры с Алфом, из-за того что он не заплатил мне, она не разрешает мне работать. Она говорит, что я и так ей помогаю, копаясь в огороде и добывая время от времени немного рыбы.
В огороде я нашел еще одно применение моему новому умению видеть. В капусте были черви — я их всех видел сквозь капустные листья и давил, как раздавил сердце банкира Пэттона. Обнаружив белесые пятнышки на кустах помидоров, я решил, что это какой-то вредитель. Они были такие маленькие, что сначала я их не заметил. Поэтому я их увеличил своим новым зрением, внимательно разглядел и заставил исчезнуть. Я не давил их, как червей, а просто сделал так, чтобы они пропали.
Интересно работать на огороде, когда можешь заглядывать в землю и видеть, как прорастают семена пастернака и редиса, убивать вредителей, узнавать, хороша ли земля и все ли в порядке.
На обед мы ели рыбу, на ужин — тоже рыбу. А после ужина я пошел прогуляться.
Сам не знаю, как я очутился у дома банкира Пэттона и, проходя мимо, почувствовал, что в доме этом горе.
Не входя в дом, я позволил горю войти в меня. Наверно, стоя снаружи, я мог бы совершенно легко увидеть сквозь стены, что делается в любом доме нашей деревни, но тогда я этого еще не знал. Я почувствовал горе в доме Пэттона только потому, что оно было глубокое и сильное.
Старшая дочь банкира была у себя в комнате наверху, и я почувствовал, что она плачет. Вторая дочь сидела с матерью в гостиной. Ни та ни другая не плакали, но у обеих был убитый вид. В доме были еще какие-то люди, но они не очень-то печалились. Вероятно, соседи пришли посидеть.
Мне стало жаль всех троих и захотелось помочь им. Ведь не их вина, что банкир Пэттон был таким плохим человеком.
И вдруг мне показалось, что я могу им помочь, и я начал с той дочери, что сидела наверху в своей комнате. Я мысленно приблизился к ней и стал внушать ей светлые мысли. Начало было не из легких, но очень скоро я освоился, и утешить ее не составило большого труда. Потом я утешил двух других и, довольный, пошел дальше.
Я прислушивался к тем домам, мимо которых проходил. Почти везде жили счастливые или, во всяком случае, довольные люди, хотя попались и несколько печальных. Машинально я задумывался о них и давал им счастье. Я вовсе не думал, что мне надо делать добро каким-то определенным людям. По правде говоря, я даже не помню, какие дома сделал счастливыми. Просто я подумал, что раз я могу делать это, надо делать.
Когда я вернулся, мама еще не ложилась, ждала меня. Она была немного встревожена: она всегда тревожится, когда я надолго исчезаю.
Я пошел в свою комнату, лег в постель, но долго не мог заснуть: все думал, как могло случиться, что я оказался способным на все эти штуки, и как неожиданно проявились эти способности. Наконец я заснул.
Умывшись и позавтракав, я вышел на улицу и увидел, что Баунс ждет меня. Он сказал, что хочет погонять кроликов, и я согласился пойти с ним. Раз теперь мы можем разговаривать, вдвоем нам ловить кроликов будет сподручнее. Взобравшись на пень, или на груду камней, или даже на дерево, я высматриваю кролика и кричу Баунсу, куда он бежит, а Баунс мчится ему наперерез.
Мы пошли по дороге, ведущей к дому Алфа, потом свернули на луг и направились к поляне на склоне холма, что на той стороне речки.
Когда мы свернули с дороги, я оглянулся и снова подумал о том, как ненавижу Алфа. И вдруг мне пришла в голову мысль. Я не знал, смогу ли осуществить ее, но мне она понравилась. Я решил попробовать.
Я перевел взгляд на коровник Алфа, мысленно прошел сквозь стены и очутился посреди сеновала. Кругом было сено, но, как вы помните, сам я в это время стоял на лугу рядом с Баунсом, с которым мы пошли гонять кроликов.
Мне хотелось бы объяснить, что я сделал потом и как я это сделал, да только мне самому не понятно, откуда у меня взялось все это… Словом, знание химических реакций или как их там называют… Что-то сделалось с сеном, что-то с кислородом, и в сеновале зажегся огонь. Увидев, что огонь занялся хорошо, я убрался оттуда и снова очутился рядом с Баунсом. Потом мы перешли речку и стали подниматься по склону холма.
Я все оглядывался, думая, что огонь не разгорится, как вдруг из-под крыши сеновала потянулась тоненькая струйка дыма.
К тому времени мы уже вышли на поляну, я сел на пень и увидел, что огонь разгорелся вовсю и теперь уже ничто не может спасти коровник. С шумом рвалось пламя, густой столб дыма подымался на небо.
Возвращаясь домой, я зашел в лавку. Алф был там, но для человека, у которого только что сгорел коровник, у него был слишком довольный вид.
Очень скоро я понял, почему он такой довольный.
