— Смотрите, какая вы хорошенькая! — Зоя надела на Полину фату, нежно распрямляя под ней волосы.
Полина вскочила на мертвые ноги. Откуда было Зое знать, что за волосы Полину трогать нельзя. Что, чем она мертвей, тем чувствительней у нее кожа на голове! И вообще ей не хватало воздуха и было ощущение тоски, муки от враз возникшей безысходности всей последующей жизни, ну, нет выхода, нет выхода, нет выхода. А эта лахудра на полу лыбится вся, сияет, как эта глупая луна на этом глупом небосклоне.
— Как же вам к лицу, деточка! — чирикала лахудра. — Поставить вас на шпильку и беленькое платьице из атласа с широким поясом… Вы будете принцесса… Деточка! Я вас просто вижу… Как живую… в завтрашнем дне.
— Слушай, — сказала Полина, — заткнись, а? Повесь лучше белье.
— А! — засмеялась Зоя. — Бог с ним, с бельем. Я его потом прищеплю. Полина же вдруг почувствовала, что сейчас, сию секунду произошло главное — она что-то поняла. Моментно появилось то, что ей надлежит сделать. Вот только — что? Что ясное-прекрасное длилось один миг?
— Заткнись! — крикнула она лахудре. Чертово понятие, блеснув и озарив, вышло из фокуса… Еще бы! Если из этой тетки прет целый бурный поток. — О чем мы говорили? Слышишь, о чем мы только что говорили?
— О белье! — засмеялась радостно Зоя. — Бог с ним. Я хочу вам рассказать про свой инстинкт жизни. Понимаете? Я за нее держусь. За жизнь. Потому что какая-никакая… квартира отдельная! Вы правы! Стиральная машина есть и телевизор… И одежда… Ту же шубку-мерлушку только вынеси к «Детскому миру», а если еще прихватить стол-парту, это я к тому, что нет затруднений с деньгами.
— Ты вроде мне хотела шубу отдать, — думая о своем, сказала Полина. Что-что она поняла? Что она тут же забыла?
— Господи! О чем вы? Конечно, и мерлушка, и фата, и много чего, пусть не очень ценного, — но все равно, где теперь взять? — перейдет к вам… со временем. У жизни — смысл… Я — вам, вы — мне… Получается цепь… Ее нельзя прерывать…
— Поняла! — сказала Полина. — Такая умная, а на свободе… Это — ты!
— Ха-ха-ха! — закудахтала Зоя. — Вы такая шутница, детка…
— Ага! — кивнула Полина. — Я такая… Я — самое то! — Она решительно пошла на балкон и влезла на табуретку. Ветер тут же стал заигрывать с фатой. Пришлось ее нахлобучить покрепче. Зоя расплывалась и двоилась в глазах. Полине даже стало казаться, что она видит сквозь нее, такой несконцентрированной и нематериальной стала лахудра. Как и облака на небе, рваные, суетливые, какие-то дерганые, она сроду таких психованных облаков не видела. Дома же — наоборот — стояли, как вечные каменные бабы, она понятия не имела, что они такие уроды с черными щелями в стенах, грязными окнами, за которыми громоздились стеклянные банки закрученных для голода продуктов. И было ощущение, что все это тянется к ней, хватает ее, и сто лет немытые окна, и банки с желтыми огурцами и зелеными помидорами, и трепещущие на ветру рейтузы всего человечества, а также их наволочки, и колготки, и полотенца, а главное — эта лахудра с могучим инстинктом, сейчас вцепится ей в волосы, и нет у нее спасения — вот, вот, что она поняла! — как только вниз фатой — и все… Что бы им сказать напоследок, совкам- бессмертникам проклятым? Что? Господи! Господи! Что это со мной? Мамочка ты моя, ма…
