Руб Андрей Викторович
Джок. Выбравший тень
Глава 1. «Сумасшедшая?»
Наилучшая реклама — анафема.
Вечер удался. Я выпил водочки, закусил, и задумался о смысле бытия. Скучно, наверное, я живу, на чужой взгляд. Сижу дома, благо средства позволяют (рантье, как раньше это называлось). А которые осуждать будут, тем отвечу — напутешествовался, на две жизни вперед. Много лет мотался по СССР, (ныне Россия и ближнее зарубежье). Лучше чем сказал поэт: — 'И мотало меня, как осенний листок, Я менял города, я менял имена…' Гениально, лучше про меня, не скажешь. Теперь хочу дома посидеть. Читаю книжки, смотрю телевизор, путешествую экстремально, готовлю… Вкусно поесть, я люблю, поэтому готовить научился, еще, когда учился в школе. Поскольку всю жизнь исповедую принцип быстро, просто и вкусно. Ха…. Не сильно верите? Ну-ну.
Весу во мне не много. Всего килограмм двадцать, двадцать пять… лишних. Скажете много? А когда было пятьдесят? Лишних…. Но! Я похудел. Без диет женщины, без диет. Вот просто. Меньше стал жрать. Ну а пить, много больше… Холодной воды за ужином. Рекомендую. Как-то это даже называется. Диета русских балерин, что ли.
О чем, бишь я? А, о вечере. Все как всегда, обычно. Лег спать…. Вот проснулся, в лесу. Как вам? Ага, вижу ухмыляющиеся лица. Ври дальше. Вигвам, в смысле не индейское жилище. Не вру.
Пробуждение было, печальным.
На лоб мне, что-то упало, и я проснулся. Проведя рукой по лицу, чтобы вытереть воду, я вдруг понял, что это не вода. Я понюхал руку. Воняло так мерзко, что у меня, заслезились глаза. Да…. Это было говно! Птичье, судя по цвету, но тем не менее. Зачем-то нюхнул руку, еще раз. И порадовался, потому, что запах…. Нет! ЗАПАХ…!
Воткнулся в голову, как гвоздь. Мгновенно выдавив слезы радости из глаз и вопль радости из груди, как у ребенка, лизнувшего металлическую ручку на морозе. Представьте корову, сдохшую от кормежки солдатским портянками, неменяными месяц, и пернувшую, перед смертью. Амбре-с. Эту сволочь!! Надо вместо нашатыря предлагать.
Кое-как вытерев руку о траву, так обозлился от этого, что то, что я в лесу, до меня дошло во вторую очередь. Я покрутил головой и понял… Мягкие стены, одежда с длинными рукавами и огромная порция галопередола в задницу, моя ближайшая и чудная перспектива.
Ага. Лег спать зимой, в своей кровати. Проснулся одетым, летом и в лесу. Нормально!
Покрутив головой и прислушавшись, я громко и с чувством выразил своё радостное отношение к миру….
К его маме, родственникам нетрадиционной ориентации и любви, которой я займусь, если поймаю ту суку, которая меня так подставила…
И ту, которая на меня насрала. Я поднял голову, чтобы узнать, кто бы это мог быть. И узнал… Белочка!
Тьфу ты, — у меня Белочка. А не то, что вы подумали.
Потому что с ветки дуба на меня смотрел и жизнерадостно скалился дракон. Ну, не совсем дракон, дракончик. Сан-тиметров сорока — пятидесяти, в длину. Как я узнал, если никогда не видел? Это вопрос можно задать только крестья-нину из деревни, проживавшему лет сто назад.
— Привет! — ничего умнее не придумав, помахал ему рукой. Жизнерадостное выражение лица обосранного дебила, сидящего внизу и машущего глюку, наверное, так поразило его, что он пробежал по ветке, свесившись годовой вниз, проскрипел что-то в ответ.
— Так ты еще и разговариваешь? — уставился я на это недоразумение.
— Иишшьь, — проскрипел он в ответ, уставившись на меня янтарными бусинами глаз. Дракончик был симпатичный, зелененький и с рожками.
Открыв и закрыв глаза, я поступил как настоящий естествоиспытатель — экскриментатор. Чтобы достоверно проснуться, попробуйте ущипнуть не себя, а рядом лежащее тело. Но поскольку, таковое отсутствовало. Да-с! Я посиль-нее ущипнул себя. 'Мать…..мать…' — по привычке, на-верное, ответило бы эхо. Но, его тут, к сожалению не оказалось. Мои рулады пропали напрасно. Все-таки велик и могуч, русский разговорный. Мне стало сразу значительно легче.
— А не дать ли ему, чего-нибудь, для налаживания отношений, — выдал мне внутренний голос.
Сунув по привычке руку в карман. Ёпть! Только сейчас, до меня опять, дошло. Нахожусь в лесу, разговариваю с дракончиком. Вокруг меня лето и черт знает что. Я облился потом, но жара здесь была совсем, не причём…
Оглядев себя, я подивился изгибам мироздания или собственной психики. Я был одет, как в походе, зимой. Соответственно, в походную куртку и штаны с ботинками. Не придумав ничего лучшего, обошел вокруг дерева, оглядываясь по сторонам.
Так! Оказался, на какой-то полянке. Под ногами трава, деревья вокруг, елки какие-то. В общем, обыкновенный какой-то, пейзажик.
Акрамя дракончика…
— Ага! А может это сон? Или хитровые…вымученный глюк, — пнула меня под зад, запоздалая мысль. И вообще — где это я, все-таки? — мысли на этом, кончились.
На небе светило солнце (вполне себе земное), на земле росла трава. На траве, под деревом, расселся человек, наверное, предававшийся размышлениям, о сущности бытия. Или филолозовским думам, о судьбах народов населяющих Ойкумену. Как настоящий старый питерский интеллигент, никогда не скажет: 'Ё*** вашу мать!', он скажет: 'Да я вам в отцы гожусь!'. Вот она, культура. А мысли мои были, гораздо прозаичнее. Так! Допустим это не глюк!? Значит я на природе. И где, эта долбанная природа находится, моё обалдевшее Эго, ни хрена не понимает. Мысли были, какие-то толстые и ленивые, не вызывающие ярких эмоций.
— Ух, хорошо-то как! — на всякий случай проорал я, скорбный духом, прислушиваясь, не идут ли какие-нибудь грибники ко мне, такому 'умному и красивому', на помощь.
Отчего-то помощь, не торопилась. Санитары с красивыми рубахами в руках не бежали, торопясь быстро оказаться полезными, такому замечательному парню и засвидетельствовать свое почтение лично. И циклодолом меня не покормили совсем.
— Хрена ли сидеть, надо оглядеться, — я поднялся на ноги. — И где, мой личный глюк — дракончик? — наконец-то попёр позитив.
— Итак…, насрали на меня, с этой стороны дуба. Значиться идем, глянем, — поднимаясь на ноги, по привычке начал бормотать себе под нос. Обойдя, столь дорого обошедшийся носу дуб, я с интересом разглядывал крону.
А ничего это и не дуб. Похож, однако. Где же дракончик? Ага, а вот и он!
— Нет, не глюк…, - разглядывая, что-то с удовольствием трескающую зверушку прикинул я. Если, жрёт… — точно живой. Вот радость-то, (тут наверное, в ладоши еще похлопать надо). Эрго (следовательно — лат.) я не сума-сшедший, поэтому будем рассуждать…, и дальше… вслух, — моё бормотание усилилось.
— Я не сумасшедший — это радует. (Просто всегда приятно поговорить с умным человеком.) Жив,
