— После Лабиринта — и впрямь узкий круг, — беспечно заметил Валентин.
Он последовал за Насцимонте в темные и таинственные закоулки дома. Герцог привел его в крыло, расположенное в стороне, на высоком восточном отроге горы. Здесь, за грозным заслоном из охранников-скандаров, в том числе и самого Залзана Кавола, находились королевские покои. Попрощавшись с хозяином, Валентин прошел внутрь и застал Карабеллу одну. Она расслабленно лежала в глубокой ванне, выложенной изысканной голубой с золотом плиткой из Ни-мойи; стройное тело девушки смутно просвечивало сквозь причудливую, искрящуюся пену над поверхностью воды.
— Изумительно! — воскликнула она. — Иди сюда, Валентин.
— С превеликой радостью, моя госпожа!
Он скинул сапоги, отшвырнул дублет, отбросил плащ и, блаженно вздохнув, скользнул в ванну. Вода кипела пузырьками, словно наэлектризованная, и теперь, уже оказавшись в ванне, Валентин увидел слабое свечение над ее поверхностью. Закрыв глаза, он откинулся назад, положил голову на гладкую плитку парапета, приобнял Карабеллу, притянул к себе и легонько поцеловал в лоб. Когда она повернулась к нему, из-под воды на краткий миг показался сосок ее небольшой округлой груди.
— Что они добавляют в воду? — спросил он.
— Вода поступает из природного источника. Дворецкий упомянул про «радиоактивность».
— Сомневаюсь, — сказал Валентин. — Радиоактивность — нечто другое, могущественное и опасное. Я изучал ее, поэтому знаю, о чем говорю.
— И что же она такое, если не похожа на то, что мы здесь имеем?
— Не могу сказать. Благодарение Дивин, чем бы она ни была, на Маджипуре ее нет. Но если бы и была, то не думаю, что мы смогли бы в ней купаться. А это, должно быть, какая-то разновидность минеральной воды.
— Вполне возможно.
Некоторое время они плескались в молчании. Валентин ощущал, как к нему возвращается жизненная сила. Что тому причиной? Пощипывание ли воды? Успокаивающая близость Карабеллы и, наконец-то, полное освобождение от давления со стороны придворных, приверженцев, поклонников, просителей и ликующих граждан? Да, да, да: все вместе помогло ему отвлечься от невеселых мыслей; природная стойкость должна, в конце концов, проявиться и вытащить его из того странного, подавленного состояния, в котором он пребывал с тех пор, как вступил в Лабиринт. Он улыбнулся. Карабелла прикоснулась губами к его губам; ладони Валентина скользнули по ее гладкому гибкому телу вниз, к тонкой мускулистой талии, к сильным упругим бедрам.
— Прямо в ванне? — сонно спросила она.
— А что? Вода — просто чудо.
— Да, конечно.
Подплыв к нему, она обвила его ногами; ее полуоткрытые глаза взглянули на него — и закрылись. Валентин поймал ее за плотные ягодицы и привлек к себе. Неужели прошло десять лет, подумал он, с той самой первой ночи в Пидруиде, когда мы любили друг друга в полосе лунного света под высокими серо- зелеными кустами, после торжеств в честь того, другого Лорда Валентина? Трудно даже представить: целых десять лет. Их тела соединились, и они задвигались в ставшем таким знакомым, но отнюдь не надоевшем ритме, и он забыл и думать о первой встрече и обо всех последующих, забыл обо всем, наслаждаясь теплом, любовью и счастьем.
Потом, когда они одевались к дружескому застолью на пятьдесят персон у Насцимонте, она спросила:
— Ты и вправду собираешься сделать Хиссуне Короналом?
— Что?
— Мне кажется, ты разумел именно это. Ну, помнишь загадки, которыми донимал меня по дороге?
— Помню.
— Если ты не хочешь говорить…
— Нет-нет, я не собираюсь от тебя таиться.
— Значит, это правда?
Валентин нахмурился.
— Да, я считаю, что он может быть Короналом. Я слежу за ним еще с той поры, когда он был всего-навсего чумазым мальчишкой и бегал по Лабиринту, выпрашивая кроны и роялы.
— Но разве простолюдин может стать Короналом?
— Странно слышать такой вопрос от тебя, Карабелла, от той, которая была уличной артисткой, а теперь стала супругой Коронала.
— Ты влюбился в меня и сделал поспешный выбор, с которым, как тебе известно, не смирился никто.
— Лишь несколько знатных купцов! А весь остальной мир приветствует тебя, как мою законную жену.
— Возможно. Но жена Коронала и Коронал — вещи разные. А простые люди никогда не воспримут себе подобного в качестве Коронала. Для них Коронал — нечто царственное, священное, почти божественное. Во всяком случае, таким он был раньше для меня.
— Тебя приняли. И его примут.
— До чего же ты своевольный — подобрать мальчишку с улицы и вознести на такую высоту. А почему не Слит? Или Залзан Кавол? Или не кто-нибудь другой?
— Хиссуне, насколько я знаю, обладает всеми необходимыми качествами.
— Тут не мне судить. Но одна мысль о том, что маленький оборвыш будет носить корону, кажется мне настолько необычной, настолько странной, такое не привидится даже во сне!
— Неужели короля должна избирать одна и та же кучка людей на Замковой Горе? Ну да, сотни, а то и тысячи лет Короналами становились отпрыски знатнейших семейств Горы; правда, иногда обычай нарушался, хотя лично я такого что-то не припомню, но от кандидата все равно требовалось знатное происхождение, то есть он должен был быть сыном принца или герцога. Мне кажется, что изначально система задумывалась не так, иначе что мешает нам иметь наследственную монархию? А сейчас, Карабелла, перед нами встают вопросы столь головоломные, что ответы на них можно получить лишь за пределами Горы. Мне часто кажется, что мы знаем меньше, чем ничего. Мир в опасности: нам пора возрождаться и передать корону кому-нибудь снаружи, тому, кто не принадлежит к нашей увековечившей себя аристократии. Нужен кто-то с иными взглядами, кто видел жизнь снизу…
— Но он так молод!
— Ничего, со временем повзрослеет, — ответил Валентин. — Я знаю, многие считают, что мне пора уже становиться Понтифексом, но я буду упираться, сколько смогу. Для начала мальчик должен полностью пройти обучение. Кроме того, как тебе известно, я не испытываю особого желания поскорее попасть в Лабиринт.
— Да, — ответила Карабелла. — А ведь мы говорим о нынешнем Понтифексе так, будто он уже умер или находится при смерти. Но Тиверас жив.
— Да, жив. В определенном смысле слова, по крайней мере. Я молюсь лишь о том, чтобы он пожил еще.
— А когда Хиссуне будет готов?..
— Тогда я наконец позволю Тиверасу отдохнуть.
— Мне трудно представить тебя Понтифексом, Валентин.
— А мне и того труднее, любимая. Но я должен поступить так, должен — и поступлю. Но не очень скоро: я вовсе не горю желанием торопить события!
Помолчав, Карабелла сказала:
— Наверняка ты переполошишь Замковую Гору таким поступком. Ведь предполагается, что очередным Короналом станет Элидат!
— Он мне очень дорог.
— Ты же сам не раз называл его наиболее вероятным преемником.
— Да, называл. Но с тех пор, как мы учились с ним вместе, Элидат изменился. Понимаешь,
