поскольку раньше это себя оправдывало. Сажаем Семена, ухаживаем за рассадой, следим за ее ростом, созреванием, собираем урожай, а потом точно так же начинаем все заново. И если каждый год урожай не меньше предыдущего, считается, что все сделано хорошо; а на самом деле мы терпим неудачу, так как всего лишь повторяем то, что делали прежде. Но в мире нельзя стоять на месте: стоять на месте — значит утонуть в болоте».
Потому-то Аксимаан Трейш и подписывалась на сельскохозяйственные журналы, время от времени посылала внуков учиться в университет, и самым внимательным образом выслушивала все, что говорил агент. Ее агротехнические методы год от года совершенствовались, количество мешков с лусавендрой, отправляемых на рынок в Мазадону, неуклонно возрастало, все выше становились кучи блестящих рисовых зерен в ее закромах. Ведь всегда можно научиться делать что-то лучше, чем умеешь, и Аксимаан Трейш не жалела на учебу ни средств, ни сил. «Мы и есть Маджипур, — все время повторяла она. — Большие города стоят на основании из зерна. Без нас и Ни-мойя, и Пидруид, и Кинтор, и Пилиплок превратились бы в пустыни. А города растут с каждым годом: поэтому мы должны больше работать, чтобы прокормить их. У нас нет выбора. Такова воля Дивин. Разве не так?»
К настоящему времени она пережила пятнадцать или двадцать агентов. Появлялись они, как правило, молодыми и энергичными, но зачастую не решались обращаться к ней со своими предложениями. «Не знаю, чему вообще я смогу вас научить, — обычно говорили они. — Это я должен учиться у Аксимаан Трейш!» И ей каждый раз приходилось начинать все снова: подбадривать их, вселять в них уверенность и убеждать в своем искреннем желании побольше услышать о всяких новинках.
Поэтому, когда старый агент уступал место какому-нибудь юнцу, она испытывала досаду. С возрастом ей все труднее становилось налаживать хоть сколько-нибудь полезные отношения с новичками. Иногда на это уходило несколько сезонов. Но при появлении Калимана Хейна два года назад трудностей такого рода не возникло. Это был молодой человек лет тридцати, сорока или пятидесяти — все, кто был моложе семидесяти, выглядели в глазах Аксимаан Трейш молодыми — с необычно резкими, бесцеремонными манерами, что пришлось ей по нраву. Он держался уверенно и, судя по всему, не имел ни малейшего намерения льстить.
— Мне говорили, что вы больше всех стремитесь применять новшества, — без обиняков заявил он не позже, чем через десять минут знакомства. — А что вы скажете насчет процесса, который может удвоить размер зерен лусавендры без ущерба для их вкуса?
— Я бы сказала, что меня дурачат, — ответила она. — Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Тем не менее, такой способ существует.
— Неужели?
— Мы готовы к его опытному применению в ограниченных масштабах. По документам моих предшественников я узнал, что вы славитесь склонностью к экспериментам.
— Да, так и есть, — подтвердила Аксимаан Трейш. — И что это за способ?
По его словам, речь шла о протоплазменной подпитке, что включало использование ферментов для растворения клеточных оболочек у растений с целью обеспечения доступа генетическому веществу внутрь клеток. Это вещество затем может подвергнуться обработке, после чего клеточная ткань, или протоплазма, помещается в окультуренное растение, где ей дают восстановить клеточную оболочку. Из единственной клетки можно вырастить целое растение со значительно улучшенными характеристиками.
— Я думала, что о подобных методах на Маджипуре забыли тысячи лет назад, — сказала Аксимаан Трейш.
— Лорд Валентин в определенной степени поощряет возрождение интереса к древним наукам.
— Лорд Валентин?
— Ну да, Коронал.
— Ах, Коронал! — Аксимаан Трейш отвела взгляд. Валентин? Она была почти уверена, что имя коронала — Вориакс, однако, после недолгих раздумий вспомнила, что Вориакс погиб. Да, его сменил, как она слышала, лорд Валентин, и поразмыслив еще немного, припомнила, что с Валентином произошло нечто странное, — не он ли обменялся телом с другим человеком? Да, наверное, именно он. Но такие существа, как короналы, почти ничего не значили для Аксимаан Трейш, не покидавшей долину уже двадцать или тридцать лет. Замковая Гора со всеми ее короналами была так далека, что воспринималась, как нечто мифическое. Для нее имело значение лишь выращивание риса и лусавендры.
Калиман Хейн сообщил, что в имперских растениеводческих лабораториях выращен усовершенствованный клон лусавендры, которому требуются испытания в естественных полевых условиях. Он предложил Аксимаан Трейш сотрудничество и пообещал, что не отдаст новое растение никому в долине, пока у нее не появится возможность засадить им все свои поля.
Желание попробовать было непреодолимо. Она получила от агента пакет поразительно крупных лусавендровых зерен, больших и блестящих, размером с глаз какого-нибудь скандара, и высадила их в отдаленном уголке участка, где вероятность перекрестного опыления с обычной лусавендрой отсутствовала. Зерна проросли очень быстро, и появившиеся ростки отличались от обычных лишь двойной-тройной толщиной стебля. Однако, в пору цветения, их пурпурные цветы достигли чрезвычайных, почти с блюдце, размеров, а из цветов появились стручки сверхъестественной длины, из которых в период сбора урожая были извлечены в огромных количествах гигантские зерна. Аксимаан Трейш испытывала искушение пустить их осенью на посадку и занять все площади новым сортом лусавендры, чтобы следующей зимой получить небывалый урожай. Но ей не удалось этого сделать, так как пришлось вернуть большую часть чудо-зерен Калиману Хейну для лабораторных исследований в Мазадоне. Он оставил ей столько, чтобы хватило примерно на одну пятую всех площадей, а потом попросил смешать увеличенные зерна с нормальными. Предполагалось, что при взаимном скрещивании приобретенные характеристики окажутся доминантными, но в таких масштабах это еще не проверялось.
Хоть Аксимаан Трейш и запретила своей семье говорить об эксперименте в долине, долго хранить его в тайне от других фермеров оказалось невозможным. Растения второго поколения с толстыми стеблями, торчавшими по всей плантации, едва ли можно было спрятать, и, так или иначе, весть о том, чем занимается Аксимаан Трейш, разлетелась по всей округе. Любопытствующие соседи напрашивались на приглашение и изумленно глазели на новую лусавендру.
Но все же их не покидали сомнения. «Такие растения высосут из почвы все питательные вещества за два-три года, — предположил кто-то. — Если это будет продолжаться, то ее земля превратится в пустыню». Другие полагали, что пища с этими гигантскими зернами будет безвкусной или горькой. И лишь немногие возражали, говоря, что Аксимаан Трейш знает свое дело. Но даже они не возражали против получения результатов сначала на ее поле.
К концу зимы она собрала урожай: обычное зерно отправили на рынок, а гигантское рассыпали по мешкам и отложили для посадки. На третий сезон все встанет на свои места. Поскольку крупные зерна частично были получены за счет клонирования, а другая часть — возможно, большая, — представляла собой гибрид нормальной и приращенной лусавендры, то оставалось лишь посмотреть, что за растения получатся из гибридных семян.
К концу зимы, пока не начался паводок, подошло время сажать рис. Затем на более возвышенные и сухие земли плантации были посажены зерна лусавендры. Всю весну и лето Трейш наблюдала, как поднимаются толстые стебли, распускаются огромные цветы, удлиняются и темнеют стручки. Время от времени она разламывала какой-нибудь стручок и разглядывала мягкие зеленые зерна. Что большие — нет сомнений. Но каковы на вкус? А что, если они безвкусные или с дурным привкусом? Ее ставкой в этой игре был весь урожай.
Впрочем, ответа осталось ждать недолго.
В воскресенье пришло известие о приезде сельскохозяйственного агента и о том, что он, как и ожидалось, появится на плантации во вторник. Но из этого же сообщения выяснилось нечто непонятное и вызывающее беспокойство: прибывающий агент — не Калиман Хейн, а некий Еривейн Ноор. Аксимаан Трейш никак не могла понять, почему ушел Хейн: такой молодой — и уже в отставке. Вдобавок, ее волновало, что он исчез как раз перед завершением опытов с протоплазмой.
Еривейн Ноор оказался еще моложе Хейна и раздражающе зеленым. Употребляя затасканные