— Коронал Лорд Семпетурн не позволит вам, незнакомец, пройти дальше этого моста!
Валентин улыбнулся.
— Как может Коронал, если он действительно Коронал, возражать Понтифексу? Посторонитесь, молодой человек!
— Я не сделаю этого. Поскольку вы такой же Понтифекс, как и я.
— Вы отвергаете меня? Мне хотелось бы, чтобы Коронал лично повторил ваши слова, — спокойно ответил Валентин.
Он пошел вперед. Рядом с ним шагали Залзан Кавол и Лизамон Хултин. Окликнувший его офицер бросил неуверенный взгляд на солдат слева и справа от себя, затем расправил плечи, и солдаты сделали то же самое; они демонстративно положили руки на приклады своего оружия. Валентин продолжал идти. Они отступили на полшага, потом еще на полшага; на их лицах застыло выражение непреклонности. Валентин не останавливался. Первый ряд не выдержал и расступился.
Затем разошелся весь строй, и навстречу Валентину выскочил коренастый коротышка с небритыми багровыми щеками. Он был одет в белое платье Коронала, поверх которого носил дублет, а буйную гриву черных волос венчала корона звездного огня или, по крайней мере, нечто, более-менее напоминающее ее.
Он вытянул перед собой обе руки с растопыренными пальцами и заорал:
— Стоять! Ни шагу дальше, самозванец!
— По какому праву вы отдаете такие приказы? — благожелательно осведомился Валентин.
— Я сам себе право, потому что я Коронал Лорд Семпетурн!
— Вот как, значит, вы Коронал, а я самозванец? Мне это непонятно. А по чьей воле вы в таком случае стали Короналом, Лорд Семпетурн?
— По воле Дивин, которая предназначила мне править в то время, когда место на Замковой Горе осталось свободным!
— Понятно, — сказал Валентин. — Но, насколько я знаю, оно уже занято. Нынешний Коронал Лорд Хиссуне избран на вполне законных основаниях.
— Самозванец не может быть избран на законных основаниях, — отрезал Семпетурн.
— Но я — Валентин, который до него был Короналом, а теперь стал Понтифексом, причем также, как принято считать, по воле Дивин.
Семпетурн мрачно ухмыльнулся.
— Вы были самозванцем и тогда, когда объявили себя Короналом, и сейчас!
— Неужели такое возможно? Выходит, тогда ошиблись все принцы и лорды Горы, Понтифекс Тиверас, да упокоится он возле Источника, и моя матушка-Леди?
— Я утверждаю, что вы всех их ввели в заблуждение, что доказывает проклятие, которое легло на Маджипур. Ведь избранный Короналом Валентин был темноволос, а у вас волосы золотистые!
Валентин рассмеялся.
— Старая история, дружище! Вы должны знать о том, как меня колдовским способом лишили собственного тела и поместили в это!
— Так вы говорите.
— И с тем согласились все Владыки государства.
— Значит, вы — непревзойденный обманщик, — заявил Семпетурн. — Но я не собираюсь больше тратить на вас время, поскольку меня ждут дела. Уходите: возвращайтесь в Горячий Кинтор, грузитесь на свой корабль и плывите дальше. Если завтра в этот же час вас увидят на моей земле, тогда пеняйте на себя.
— Скоро я вас оставлю. Лорд Семпетурн. Но сначала я хочу попросить вас об одной услуге. Это солдаты — Рыцари Деккерета, так вы их называете?
— нужны нам на востоке, на границе Пьюрифайна, где Коронал Хиссуне собирает армию. Отправляйтесь к нему. Лорд Семпетурн, становитесь под его начало, делайте все, о чем он вас попросит. Нам известно, что вы собрали эти войска и мы не станем лишать вас возможности командовать ими, но они должны войти составной частью в более крупные силы.
— Вы сошли с ума, — сказал Семпетурн.
— Я так не думаю.
— Оставить город без охраны? Пройти несколько тысяч миль и бросить свою власть под ноги какому-то самозванцу?
— Так надо. Лорд Семпетурн.
— В Кинторе только я решаю, что надо!
— Так не годится, — произнес Валентин. Он легко вошел в состояние полутранса и направил в сторону Семпетурна легчайший мысленный сигнал. Он поиграл с ним, добившись появления на его багровой физиономии выражения хмурого замешательства, а затем послал в мозг Семпетурна образ Доминина Барьязида в старом обличье Валентина и спросил:
— Вы узнаете этого человека. Лорд Семпетурн?
— Это… это… это бывший Лорд Валентин!
— Нет, — сказал Валентин и метнул в кинторского лже-Коронала полновесный заряд мысленной энергии.
Семпетурн отшатнулся, чуть не упал, вцепился в стоящих рядом с ним солдат; щеки его побагровели еще больше и приобрели цвет переспелого винограда.
— Кто он? — спросил Валентин.
— Брат Короля Снов, — прошептал Семпетурн.
— А почему у него внешность бывшего Лорда Валентина?
— Потому что… потому что…
— Говори.
Семпетурн обмяк, у него подогнулись колени, руками он почти касался земли.
— Потому что он украл тело Коронала, когда захватывал власть, и до сих пор остается в нем… по милости человека, которого он сверг…
— Так. А кто же тогда я?
— Вы — Лорд Валентин, — жалким голосом пробормотал Семпетурн.
— Неверно. Кто я, Семпетурн?
— Валентин… Понтифекс… Понтифекс Маджипура…
— Правильно. Наконец-то. А раз я Понтифекс, кто тогда Коронал?
— Как… вы… скажете, ваше величество.
— Я сказал, что это Лорд Хиссуне, который ждет вас в Ни-мойе, Семпетурн. Теперь ступайте: собирайте ваших рыцарей, берите армию и — на восток, в распоряжение Коронала. Ступайте, Семпетурн! Идите!
Он оглушил Семпетурна последним сигналом, и тот закачался, зашатался и упал на колени.
— Ваше величество… ваше величество… простите меня…
— Я проведу в Кинторе денек-другой, — сказал Валентин, — и посмотрю, все ли здесь в порядке. А потом я должен идти дальше на запад, где меня ждут дела. — Он отвернулся и увидел, что Карабелла смотрит на него такими глазами, будто у него выросли крылья или рога. Он улыбнулся ей и послал легкий воздушный поцелуй. Неплохо бы сейчас, подумалось ему, выпить бокал-другой вина, если, конечно, таковое вообще имеется в Кинторе.
Он посмотрел на зуб дракона, который, оказывается, сжимал и провел по нему пальцами, снова услышал звон колоколов, и ему почудилось прикосновение к душе могучих крыльев. Он бережно завернул зуб в кусок шелковой ткани, поданный ему Карабеллой, вручил драгоценность жене и сказал:
— Береги его, как зеницу ока, пока он мне не потребуется. Думаю, он мне сильно понадобится в ближайшем будущем. — Он посмотрел в толпу и увидел Милилейн, которая подарила ему зуб. Она глядела на него; ее глаза горели восторгом и благоговением, будто перед ней было некое богоподобное существо.