Вот сволочь! На все у него готов ответ.
Он сдал ключи, и мы вновь оказались на улице. Мы шли по Бродвею, и я предложил ему три тысячи двести тридцать долларов, которые получил с него, а он ответил, что не прокормится, если будет получать и отдавать одну и ту же сумму. – Три тысячи четыреста, – предложил я. – То есть хочу сказать, три тысячи четыреста пятьдесят. – Он даже головы не повернул.
Если бы я не называл какие-то цифры – какие угодно, тут бы мне и конец.
Я забежал вперед.
– Эксар, хватит натягивать друг другу нос, он у меня и так большой. Называйте сумму. Сколько бы ни было, я заплачу.
Это подействовало.
– Точно? И не обманете?
– Как я могу обмануть?! У меня нет выхода.
– Идет. Я помогу вам вывернуться и силы сберегу – не придется тащиться к своему клиенту. Но как сделать, чтобы всем было хорошо – и вас не обидеть, и самому не остаться внакладе? Пусть будет ровно восемь тысяч.
Восемь тысяч – это почти все, что лежало у меня в банке. Он точно знал, сколько у меня денег на счете – до последнего вклада!
И мысли мои он тоже знал.
– Если решил иметь с кем-нибудь дело, – говорил он между приступами кашля, – то о таком человеке стоит навести справки. У вас есть восемь тысяч с мелочью. Это не так уж много для спасения собственной шеи.
Я вскипел.
– Не так много? Ну, я поговорю с тобой по-другому, филантроп несчастный, благодетель проклятый! Черта лысого я уступлю! Разве что чуть-чуть! Но ни единого цента из банка ни за вас, ни за Землю, ни за кого другого я не отдам!
Полисмен подошел поближе посмотреть, чего это я разорался, и мне пришлось поутихнуть немного, пока он не отошел.
– Помогите! Полиция! Пришельцы посягают на нас! – едва не завопил я. Во что бы превратилась улица, где мы стояли, не уговори я тогда Эксара отказаться от расписки?
– Предположим, что ваш клиент захватит Землю, размахивая моей распиской, – меня вздернут на первом суку. Но у меня одна жизнь, и эта жизнь – купля-продажа. Я не могу покупать и продавать без капитала. Отними мой капитал, и мне будет все равно, кто владеет Землей, а кто нет.
– Кого вы, черт побери, надуваете? – спросил он.
– Я никого не надуваю. Честное слово, это правда. Отнимите мой капитал, и мне все равно, жив я или мертв.
Эта последняя капля вранья, кажется, переполнила чашу. Поверьте, когда я выводил эти трели, на моих глазах навернулись самые натуральные слезы. Сколько мне надо, хотел бы он знать, – пятьсот долларов? Я ответил, что и дня не проработаю без суммы в семь раз большей. Он поинтересовался, действительно ли я собираюсь выкупать эту проклятую планету или у меня сегодня день рождения и я жду от него подарка?
– Не нужны мне ваши подарки, – сказал я. – Подарите их толстякам. Им стоит посидеть на диете.
Так мы и шли. Оба спорили до хрипоты, клялись чем угодно, препирались и торговались, расходились и возвращались. Было совершенно непонятно, кто же все-таки уступит первым.
Но никто не уступал. Мы оба стойл держались, пока не пришли к сумме, на которую я и рассчитывал, пожалуй чуть большей, но на ней и порешили.
Шесть тысяч сто пятьдесят долларов.
Эта сумма с лихвой перекрывала данную мне Эксаром. Но больше выторговать я не сумел. Знаете ли, могло быть и хуже. И все-таки мы чуть не разошлись, когда речь зашла о расчете.
– Ваш банк неподалеку. Мы успеем до закрытия.
– Хотите довести меня до инфаркта? Мой чек – то же золото.
В конце концов я уговорил его взять чек. Я дал ему чек, а он протянул мне расписки, все до единой. Все подписанные мной расписки. Затем он взял свой маленький саквояж и зашагал прочь.
Он пошел вниз по Бродвею, даже не попрощавшись со мной. Для Эксара существовал только бизнес и ничего больше. Он даже не обернулся.
Только бизнес. На следующее утро я узнал, что он успел зайти в банк до закрытия и удостоверился в моей платежеспособности. Как вам это понравится? У меня все валилось из рук: я лишился шести тысяч ста пятидесяти долларов. Из-за какого-то разговора с незнакомцем!
Рикардо прозвал меня Фаустом. Я вышел из банка, колотя себя кулаком по голове, и позвонил ему и Морису Барлапу, чтобы пригласить их на ленч. Мы зашли в дорогой ресторан, выбранный Рикардо, и там я рассказал им все.
– Ты Фауст, – сказал он.
– Что Фауст? – спросил я. – Кто Фауст? Какой Фауст?
Само собой, ему пришлось рассказать мне про Фауста. Только я-де новый тип Фауста – американский Фауст двадцатого века. До меня Фаусты хотели все знать, а я хотел всем владеть.
– Но я ничем не овладел, – вставил я. – Меня надули. Меня надули на шесть тысяч сто пятьдесят долларов.
Рикардо рассмеялся и откинулся на спинку кресла.
– Люди гибнут за металл, – пробормотал он. – Люди гибнут за металл.
– Что?
– Цитата, Берни. Из оперы Гуно «Фауст». И, по-моему, цитата подходящая. Люди гибнут за металл.
Я перевел взгляд на Мориса Барлапа, но никто никогда не скажет, что у него на уме. Одетый в дорогой твидовый костюм; он смотрел на меня таким глубоким и задумчивым взглядом, что в этот момент походил на профессора куда больше, чем Рикардо. Рикардо, знаете, слишком уж щеголеватый.
А их уму и находчивости мог позавидовать любой. Потому-то я чуть душу не заложил, но все же повел их в этот ресторан. Хотя Эксар почти разорил меня.
– Морис, скажи правду! Ты понял его?
– А что тут понимать, Берни? Цитату о гибели за золото? Может, это и есть ответ, а?
Теперь я посмотрел на Рикардо. Он приканчивал итальянский пудинг со сливками. Этот пудинг стоил здесь ровно два доллара.
– Допустим, он пришелец, – сказал Морис Барлап. – Допустим, он явился откуда-то из космоса. Прекрасно. Спрашивается, на что пришельцу американские доллары? Интересно, кстати, какой у них курс?
– Ты хочешь сказать, что ему надо было сделать покупки здесь, на Земле?
– Совершенно верно. Но какие покупки? Вот в чем вопрос. Что ему могло понадобиться на Земле?
Рикардо прикончил пудинг и вытер губы салфеткой.
– Я думаю, вы на верном пути, Морис, – сказал он и опять завладел моим вниманием. – Мы можем предположить, что их цивилизация намного превосходит нашу. Они считают, что нам еще рано знать о них. И хотят превратить примитивную маленькую Землю в своеобразную резервацию, куда вход воспрещен, и нарушить это запрещение осмеливаются только преступники.
– Откуда же в таком высокоорганизованном обществе берутся преступники, Рикардо?
– Законы порождают преступников, Берни, как курица – яйца. Цивилизация бессильна против них. Теперь я начинаю понимать, кто такой этот Эксар. Беспринципный авантюрист, космический бродяга, подобно головорезам, бороздившим южные моря сотню, а то и больше лет назад. Представим себе, что пассажирский пароход врезается в коралловые рифы и какой-нибудь вонючий гад из Бостона выбирается на берег и начинает жить среди примитивных, неразвитых дикарей. Надеюсь, вы понимаете, что произойдет дальше.
Морис Барлап заявил, что не прочь выпить еще бренди. Я заказал. И он, как обычно, едва улыбаясь, доверительно наклонился ко мне:
– Рикардо прав, Берни. Поставь себя на место твоего покупателя. Он терпит аварию и врезается в
